— Не надо, — прошептала Вика. — Не рви их. Пусть растут.
Макс прижал к губам сжатый кулак, чтобы не было видно его довольной ухмылки.
— Оказывается, ты умеешь быть чертовски милой, валькирия.
Умиротворяющая картина, нарисованная тускнеющим лунным светом, треснула, как разбитое зеркало, и осыпалась холодными ледяными осколками. Рука девушки, зависшая над белоснежным цветком, дрогнула, сжалась в кулак.
— Ну, что я опять сделал не так? — с тяжелым вздохом пробормотал Макс. — М-м-м?
Охотница разжала руку, стряхивая в траву скомканные бархатные лепестки.
— Не надо говорить так, будто знаешь меня, — уже привычный яд в ее голосе, от которого в груди заклокотала злость.
— А разве нет? Ведь ты — человек. Руки, ноги, голова. Только тараканы у тебя особенные. Но без них было бы слишком скучно.
С жесткой ухмылкой Вика поднялась на ноги и отряхнула брюки. Развернувшись, шагнула к лагерю. Безразличная, как скала. Как стена, которой она отгородилась от всех.
— Господи, Вика, сколько можно уже?! — парень рывком поднялся и, догнав охотницу, схватил ее за плечо. — Больше недели в Питере, все время в пути… Ведешь себя так, будто тебя в плен взяли и пытают! Да пойми же ты — ни капитан, ни Чугун, ни парни, ни я… Никто не хочет тебе навредить! Мы просто пытаемся понять тебя — вполне себе нормальное желание.
— Мне это не нужно, — Вика попыталась освободить плечо, но питерец лишь сильнее его сжал.
— Врешь, — проговорил он уже тише. — Ни один нормальный человек добровольно не согласится на одиночество.
— Нормальный человек… — в голосе девушки что-то едва уловимо изменилось. — Нормальный человек?
Плечи охотницы затряслись, она опустила голову. А спустя мгновение начала смеяться. Низко, с надрывом. И в смехе ее питерцу почудился хруст ломаемых костей, зарождающий в душе необъяснимый первобытный ужас. От фигуры Вики потянуло жаром, настолько неожиданно, что Макс отпустил ее плечо и отступил назад. Первый луч восходящего солнца коснулся стремительно седеющих волос охотницы.
Едва заметное, как росчерк пера, движение, и Вика замерла напротив парня, приковав того к месту взглядом алых глаз.
— А нормальный человек может выглядеть так?
Даже рычание мута показалось бы более живым, чем ее голос. Механический, бесчувственный. Даже серые стены подземных тоннелей Питера имели больше оттенков, чем ее мертвенно бледная кожа. Макс не мог даже вздохнуть.
— Боишься? — бесцветные губы растянулись в хищную улыбку. — Уже не хочешь понять меня? Говорю в последний раз: я не нуждаюсь в том, чтобы мне лезли в душу. Я не нуждаюсь в жалости, дружбе, сострадании и прочей ереси, которую вы, люди, называете чувствами. Я сама по себе. И любой, кто встанет на моем пути, — сдохнет.
Жестокие холодные слова. Они ранили больнее клинка или пули, пронзая насквозь. Но Макс не мог пошевелиться вовсе не от страха. За сузившимися в точки зрачками охотницы, за красными прожилками радужек парень видел… Непролитые слезы. Их призраки, сворачиваясь серебристым вихрем, уводили за собой.
Безымянный мертвый город. Холодные пустые улицы, утопленные в бумажных деревьях. Хмурое, затянутое пульсирующими облаками небо. Здесь правит один цвет — серый. Он и двести пятьдесят шесть его оттенков.
Ледяной осенний дождь. Тяжелые свинцовые тучи разродились нескончаемым потоком жгучих капель. Они стремительно несутся к земле, с беззвучными криками разбиваясь о серый асфальт. Тонкая, хрупкая фигурка вдали едва угадывается в осколках их скоротечного существования. Разрывая сопротивляющийся вязкий воздух, Макс делает шаг, и она становится чуть ближе…
Девочка. Маленькая, совсем ребенок. Насквозь промокшая белая ткань легкого платьица обхватила ножки. Длинные русые волосы, будто нераскрывшиеся крылья, обняли плечи. Она смотрит в пульсирующее небо и ловит открытым в крике ртом капли. Вода струйками течет по бледным щекам, смешиваясь с алыми слезами.
Он тянет к ней руки…
Макс моргнул, приходя в себя. Тяжелая, жгучая боль все еще сжимала грудную клетку. Боль и острое осознание — это был ее мир. Место, в котором она заперла свой разум.
Поддавшись мимолетному порыву, Макс протянул руки и обнял тонкие плечи охотницы.
— Я сделаю все, чтобы эта девочка больше не плакала… — едва слышно выдохнул парень, зарываясь носом в ее волосы.
«Странно, она так приятно пахнет. Так успокаивающе, — пронеслись в его голове мысли. — Знакомый, чуть терпкий запах… Что-то травяное, этим еще раньше валики набивали, чтоб спалось лучше. Как же это растение называлось? Лара… Лама… Лаванда! Точно, ее волосы пахнут лавандой».
* * *
— Не видно. Ни черта, чтоб его, не видно! — Лис, скрипя зубами, вглядывался в кроны деревьев.
Быстро осмотрев лагерь, парень задержал взгляд на траве рядом с кунгом, где мгновение назад мелькнуло что-то темное. Будто из-под днища машины выскочила бесплотная тень. Но минуты шли, а ничего не происходило. Решив, что ему просто почудилось с недосыпа, Лис, наплевав на приказ, спустился из башенки и тихим шагом прокрался мимо спящих вокруг потухшего костра мужчин. Капитан, в очередной раз наказав его неизвестно за что, назначил в караул в самое неудобное время, перед рассветом, когда спать хочется особенно сильно. Ермолову, видите ли, не понравилось, как он разговаривал с девкой. Самой же охотнице за всю грубость и размахивание клинками и слова не сказал!
И вот теперь эта стерва на пару с питерцем куда-то втихую намылилась. Хотя куда они пошли, и дураку понятно, — местечко поукромней найти. Это с ним Вика холоднее льда, а к Максу так и ластится.
Продолжая бормотать, Лис пробрался сквозь деревья и замер на границе с поляной, спрятанный тенью раскидистого куста.
— Ну, что у нас тут?
Парочка сидела в траве рядом с цветами и тихо разговаривала. От сопливости сцены парень вновь заскрипел зубами.
— Макс, да ты сам как баба. Давно бы уже завалил ее. Тупо силой, раз на уговоры не ведется. Романтик, птер тебя задери.
Лиса бесила вся ситуация в целом и каждый ее аспект в отдельности. Но больше всего раздражало, что не он на месте питерца. Какого черта? Этот блондинчик меньше недели, как свои хоромы покинул. Судя по смазливой роже и статусу «сталкера», девки к нему так и липли. А они тут уже больше месяца бабу даже не нюхали. Эта охотница вместо того, чтобы изображать из себя воительницу, лучше бы женские обязанности выполняла, — и то толку больше было бы.
* * *
Макс почувствовал, как ее горячая спина постепенно начала холодеть, возвращаясь к человеческой температуре. Русый цвет, словно вода, растекался по ее волосам, начиная от корней. Только прядки у лица остались седыми.
— Отпусти меня.
Холодный, с металлическими нотками голос. Холодный, но живой. Спроси его кто, парень не смог бы объяснить разницу. Просто сейчас с ним вновь разговаривал человек, а не то, чем девушка была всего мгновение назад.
