Ночь тянулась томительно. Нельзя было даже зажечь фонарик, чтобы посмотреть на часы. Да и сами часы пришлось забросать землей, чтобы уши упыря не услышали их тиканья. Наверху, отделенный от них лишь дном железного ящика, ворочался Хватало-Растерзало.
– Да что же это? Никак улечься не могу! Будто кто мне мешает! – ворчал он.
Филька не знал, сколько прошло времени, когда в воздухе вновь раздался свист. В склеп влетела Секира. Хватало-Растерзало сел в гробу. Его пустые глазницы открылись, и в них зажглись красные угли.
– Ты не нашла их? – удивленно спросил упырь. – Облетела весь город и не нашла?
Секира повернулась в воздухе и указала рукоятью на гроб.
– Раз так, значит, они здесь – у меня под гробом! – заревел Хватало-Растерзало. – Как же я сразу не догадался! Убей их скорее!
Секира с лязгом устремилась к гробу.
– Стой! – передумал Хватало-Растерзало. – Лучше я сам убью их! Перчатка, принеси мне добычу!
Кожаная Перчатка метнулась под гроб и вытащила оттуда дрожавших друзей.
– А-а-а! – завыл Филька, чувствуя, как пальцы, которыми он пытался удержаться, разжимаются и сам он повисает в воздухе, словно ватная кукла. Мокренко, которого перчатка схватила за ногу, визжа, болтался здесь же.
– Вот они, миленькие мои! Вот она – свежая кровь, которая пробудит во мне силы! Дай их сюда, Перчатка! – приказал упырь.
Перчатка размахнулась, чтобы бросить свою добычу в гроб. Но не успела она этого сделать, как в глинистый лаз проник слабый солнечный свет.
Упырь завыл.
– Уже утро! Я опоздал! Но ничего – у меня в запасе есть еще одна ночь! Самая страшная ночь! – прохрипел Хватало-Растерзало и снопом повалился в гроб.
Кожаные пальцы перчатки разжались. Секира бессильно упала на пол рядом с трясущимся Петькой.
Кое-как Мокренко и его приятель поднялись на четвереньки и, подталкивая друг друга, выползли наружу.
Занимался день. На бетонном заводском заборе уже лежали светлые солнечные пятна. Со стороны города, из-за крыш домов вставало солнце. В приреченских домах, неуверенно пробуя голос, кричал молодой петушок.
– У меня все спуталось. Никак не пойму: жив я или нет? – пробормотал Мокренко, проводя испачканной глиной ладонью по лицу.
– А ты есть хочешь? – спросил Филька.
Петька призадумался.
– Хочу вроде.
– Тогда успокойся: ты жив. Мертвецы не едят.
– Это ты думаешь, что не едят. Хватало-Растерзало-то хотел нас сожрать! А он-то мертвец. Вдруг мы теперь тоже мертвецы?
Оставив Петьку сомневаться дальше, Хитров вновь повернул к подземному ходу. Только что ему пришла в голову одна смелая, невероятно смелая мысль.
– Эй, ты куда?
– Хочу кое-что захватить... – ответил ему Филька, исчезая в глинистом лазе.
Прошла минута, другая, а его все не было. Мокренко не на шутку забеспокоился.
– Эй! Ты где? – заорал он, вставая на четвереньки перед лазом.
В лазе что-то блеснуло. Петька вгляделся и посерел. Навстречу ему из глинистого хода медленно ползла Черная Секира.
Глава 8
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
Маленький мальчик гулял по улице и вдруг увидел открытый подвал. В подвал вела длинная черная лестница. Мальчик спустился по лестнице и оказался в черной-пречерной комнате. В комнате стояли тринадцать гробов – первый был огромный, а последний маленький. Неожиданно дверь подвала захлопнулась, и появился черный человек.
– Открой первый гроб! – велел он.
Мальчик открыл гроб. В гробу лежал огромный скелет.
– Теперь открой второй гроб! – сказал черный человек.
Мальчик открыл второй гроб. В гробу лежал скелет поменьше.
– Теперь открой остальные гробы!
Мальчик открыл все остальные гробы. В каждом гробу лежало по скелету. Лишь в самом последнем гробу никого не было.
Черный человек оскалился.
– Этот гроб для тебя, – сказал он.
Черный человек бросился на мальчика, но споткнулся о крышку и сам упал в гроб. Крышка захлопнулась, и все тринадцать гробов провалились в подземную трещину.
Классическая страшилка
1
– Ты чего орешь? Чего в крапиву пузом уползаешь? – удивленно спросил Филька.
Отряхивая колени брюк, он выбрался из лаза. Мокренко обнаружил, что Черная Секира ползла не сама. Ее подталкивал перед собой Филька.
– Зачем ты это притащил? У тебя в голове мозги или что? – закричал Петька.
– Потом поймешь зачем. Только зеркала-то у нас больше нет, и его подсказок тоже нет. Вот и придется теперь самим думать, как выкарабкаться, – сказал Филька.
Мокренко с ужасом вытаращился на него.
– Нет, ты точно чокнутый, – сказал он, и нельзя было понять, чего больше было в его голосе: ужаса или восхищения.
На плече у Фильки лежала Черная Секира. За шнурок он держал Желтый Ботинок, а из нагрудного кармана выглядывали пальцы Кожаной Перчатки.
– Они тебя прикончат. И меня с тобой заодно, – убежденно заявил Мокренко. – Изрубят, искромсают, растопчут и придушат.
Хитров засмеялся.
– Давно бы уже прикончили, если бы смогли. Но днем они безопасны. Вот я и решил их повнимательнее рассмотреть. Может, удастся их как-нибудь испортить. Или нет, не испортить... Понять, почему они служат Хватале-Растерзале, и заставить служить себе.
Перебросив Секиру через забор, ребята перемахнули следом.
– Пошли к реке! Там разберемся, что к чему, – предложил Филька, подбирая Секиру.
– А как же завтрак? – уныло спросил Мокренко.
Хитров успокаивающе похлопал толстяка по животу:
– Еще слишком рано: родители не встали. А если и встали, ты что, хочешь явиться к ним в таком виде? Да мы с ног до головы в глине! Теперь уж давай жди, пока они уйдут на работу, чтобы привести себя в порядок.
Пройдя вдоль длинного забора, а потом еще немного по тропинке, ведущей сквозь кустарник, они оказались на песчаной узкой полоске берега. Слева тянулся длинный железнодорожный мост, по которому громыхал грузовой состав, а справа к самой воде подходили плакучие ивы. Между ивами валялись огромные бетонные блоки: когда-то ими пытались усилить берега, да только так и бросили.
Усевшись на один из таких блоков, приятели стали рассматривать Черную Секиру, Желтый Ботинок и Кожаную Перчатку. При дневном свете все три грозных предмета выглядели вполне заурядно. На Секире при внимательном рассмотрении видны были следы ржавчины, сквозь прорванный указательный палец Кожаной Перчатки выглядывала прокладка, а Желтый Ботинок был со сбитым носком.
