— Мы были детьми.
— Это продолжалось недолго.
— Я тебя расстроила, — тихо проговорила Айона. — Прости.
— Я не расстроилась. — Брэнна покачала головой. — Ностальгия… Затосковала по невинности, уж больно быстро она проходит. Быстрее, чем тает снежинка в лучах солнца. А теперь — какая уж невинность… Особенно учитывая, что на нас свалилось. И свалится опять. Так что… давайте выпьем чаю с виски и насладимся моментом — как любит говорить мой брат. Может, помузицируем, а, Мира? Исполним пару песен? А то завтра еще неизвестно, что с нами будет.
— Схожу за скрипкой, — сказал Коннор, встал и направился к бармену, на ходу погладив сестру по волосам. Так, не сказав ни слова, он мгновенно дал ей утешение, в котором она так нуждалась.
Мира засиделась в пабе намного дольше, чем планировала, так что ни о какой стирке или составлении списка покупок уже не было речи. Несмотря на ее возражения, Коннор настоял на том, чтобы проводить ее до дому.
— Это глупо! Тут тебе не пять минут ходу.
— Да мне времени не жалко. И спасибо тебе, что посидела с нами, Брэнне ты действительно была нужна.
— Она бы для меня сделала то же самое. Да и у меня настроение поднялось. Хотя стирки от этого не убавилось, — с усмешкой добавила Мира.
Они шагали по безлюдной улице, идущей в гору. В пабах жизнь еще кипела, но лавки давно закрылись, и им не встретился ни один автомобиль.
Поднялся ветер, воздух пришел в движение. С какого-то окна донесся аромат гелиотропа, звезды тонкими иголочками протыкали обрывки облаков.
— Тебе никогда не хотелось отсюда уехать? — спросила Мира. — Поселиться в другом месте? Если предположить, что здесь у тебя нет никаких обязательств?
— Нет, никогда. Мой дом здесь. Здесь я хочу жить. А тебе хотелось бы?
— Нет. У меня одни друзья перебрались в Дублин, другие — в Гэлоуэй-Сити, в Корк-Сити, кто-то даже в Америку. Думаю, я бы легко могла последовать их примеру. Маме посылать деньги, а самой уехать куда-нибудь далеко-далеко — разве не заманчиво? Но только больше мне всегда хотелось жить здесь.
— А разве не заманчиво — сражаться с древним колдуном, воплощением сил зла?
— Но у нас тут все же не Графтон-стрит, согласен? — Они вместе посмеялись и завернули за угол к ее дому. — А знаешь, в глубине души я до конца не верила, что это произойдет. То, что случилось в ночь солнцестояния на той поляне. А потом оно произошло, да так быстро и так страшно, что было уже не до размышлений.
— Ты была великолепна!
Мира опять рассмеялась и покачала головой.
— Я даже не помню, что я делала. Сплошное сияние, огонь и ветер. У тебя волосы дыбом. Сам весь светишься, изнутри и снаружи. Никогда тебя таким не видела! Твои чары — как солнце, прямо глаза слепит.
— Не только я — мы все там отличились. Иначе нам бы от него не отбиться!
— Я знаю. Почувствовала. — Мира немного постояла, вглядываясь в ночную тьму и окутанную мраком деревню, где прожила всю жизнь. — Но он все еще жив.
— Ему ни за что не победить! — Он довел ее до дверей.
— Откуда ты знаешь, Коннор?
— Мне надо в это верить. Чего мы будем стоить, если позволим злу одержать верх? Какой тогда во всем этом смысл, если зло восторжествует? Значит, мы этого не допустим.
Она еще постояла рядом с лиловыми и красными петуньями в подвесной корзинке.
— Зря ты не дал Фину довезти тебя домой.
— Мне надо переварить эту рыбу с картошкой. И пиво, кстати. На ходу оно лучше.
— Будь осторожен, Коннор! Без тебя нам не победить. Да и привыкла я к тебе…
— О, тогда я точно буду осторожен. — Он протянул руку, немного помялся, но все же дернул ее за косу. — И ты тоже. Спокойной ночи, Мира.
— Спокойной ночи.
Коннор дождался, пока она войдет в дом, закроет дверь и запрется на ключ.
Он понял, что был близок к тому, чтобы ее поцеловать, и, пожалуй, не совсем по-братски. Не следовало добавлять в чай виски, решил он, раз оно так туманит голову.
Мира — друг, очень хороший друг. И портить эти отношения он ни за что не намерен.
Но сейчас он был на взводе и чувствовал неудовлетворенность. Наверное, нужно было все-таки дать себе вкусить Элис и ее ласк.
Но в данной ситуации, когда столько всего происходит и столько поставлено на карту, он чувствовал бы себя не в своей тарелке, оставляя Брэнну на ночь одну. Даже если бы Айона ночевала дома. А приводить сейчас женщину домой он бы тоже не посмел — опять же, учитывая обстоятельства.
Сплошные неудобства, мысленно проворчал Коннор, оставляя за спиной деревню и ступая на вьющуюся лесом дорогу. Вот — еще одна причина, почему Кэвона следует отправить в ад.
Коннор любил женщин. Ему нравилось с ними разговаривать, флиртовать. Нравилось танцевать, гулять, смеяться. И конечно — кто бы спорил? — заниматься сексом.
Нежность и жар. Запахи и вздохи.
Но сейчас все эти радости жизни под временным запретом. Сплошные неудобства, удрученно повторил он.
Интересно, долго ли продлится эта пауза перед следующей атакой Кэвона?
Не успев додумать мысль, Коннор остановился. Замер, и мыслями, и телом, и встал на темной дороге, которую знал как свои пять пальцев. И изо всех сил прислушался.
Он здесь, точно здесь. Невдалеке. Не настолько близко, чтобы его обнаружить, но и не настолько далеко, чтобы чувствовать себя в полной безопасности.
Коннор сунул руку под свитер и нащупал амулет, ощутил его форму и тепло. Потом раскинул руки в стороны, словно желая охватить ими все пространство вокруг себя.
Зашептал ветер, запел свою тихую песню, тронул его волосы, поцеловал кожу. Магическая энергия прибывала. Зрение сделалось острее, сильнее.
Стали видны деревья, подлесок, слышен шелест ветра в ветвях, биение сердец ночных хищников, учащенный пульс их несчастных жертв. Коннор ощутил запах и звук воды.
И еще одно ощущение — словно какое-то пятно, тень мелькнула и слилась с другими тенями. Зарылась в их гущу так, чтобы он не смог ее выделить из остальных, различить как отдельную сущность.
Река. За рекой, несомненно. Но переправа через реку причиняет тебе боль. Вода, необходимость войти в нее тебе не по душе. Я чувствую тебя, ощущаю как холодную грязную жижу. Настанет день, и я отыщу твое логово! Дай только срок!
Внезапно его ожег короткий удар. Несильный — как щелчок статического электричества. Коннор подобрался, втянул магическую силу в себя. И улыбнулся.
— А ты пока слаб, еще не оправился. Мы с мальчишкой тебя хорошо потрепали! А будет еще хуже, много хуже, кровью своей клянусь, мерзавец. Тебе несдобровать!
Напряжение и досада спали, и теперь уже с бодрым свистом Коннор продолжил путь.
