Послышался скрежещущий звук. Оглянувшись, я увидел, что часы, уже несколько лет стоявшие, пошли в обратную сторону.
«Там-там-там-там!»
В комнате один за другим оживали таинственные шорохи. Крышка склепа дедушки Вурдика начала подскакивать, выстукивая траурную барабанную дробь. В окне четко прорисовался силуэт виселицы, с раскачивающимся на ней покойником. Покойник поднял руку, погрозил нам пальцем и немедленно канул куда-то вместе со своей виселицей.
Границы комнаты расступились. Потрескавшееся стекло ожило, сделалось черным и мертвенно неподвижным, как поверхность озера. Зеркало почти исчезло, стало распахнутой дверью в иной мир. Дверью, за которой клубился белый мутный туман. В тумане мерцали серебристые огоньки, они то погасали, то вновь зажигались, расслабляя и завораживая.
– Кирилл! Я тебя двадцать раз звать не буду! Марш завтракать! – требовательно позвал меня из зеркала родной до боли голос, и я вдруг увидел свою мать, протягивающую ко мне руки. Мама была в длинной белой ночнушке, в которой она приходила ко мне в детстве поправлять одеяло.
– Мама? – неуверенно окликнул я.
Мне почудилось, что Параллельный Мир, в котором я находился, был страшным сном, и стоит мне сейчас проснуться, как все исчезнет.
Я поднял уже ногу, чтобы переступить границу, но пламя свечи в ладони у Насти странным образом удлинилось, изогнулось и обожгло мне руку. Ойкнув от боли, я спохватился и понял, что меня заманивает Зеркалица.
Безобразная старуха с лимонным носом была где-то совсем рядом – за гранью зеркала.
– Зеркалица, спорю: этот номер не пройдет! Покажи нам лучше нашу судьбу! – услышал я звенящий от напряжения голос Насти.
– С какой стати я буду вам что-то показывать? Идите сюда и сами посмотрите, сладенькие вы мои! – писклявым голосом откликнулась женщина в белой ночнушке.
Стоило мне услышать этот голос – наваждение исчезло. Теперь я знал точно, что это не моя мать.
– С какой стати? А вот с какой! – твердо сказал я, добавляя к своему требованию то магическое слово, которое шепнула мне Ягге.
2
Лицо Зеркалицы перекосилось от досады, и, обратившись в истаивающую струйку дыма, она исчезла. Мгновение – и зеркало ожило. Картины и лица замелькали в нем, все убыстряясь.
Два скелета передвигали на доске фигурки. Один скелет повернулся ко мне и что-то беззвучно произнес, показывая пальцем на мою голову. Скелеты исчезли, а по коридору, высоко подпрыгивая и щелкая зубами, проскакал черный череп. Не касаясь пола и чуть покачиваясь, проплыли два полупрозрачных привидения. На миг я увидел самого себя с перекошенным от страха лицом. Я пятился от чего-то грозно надвигавшегося на меня. Пятился, не видя, что за спиной у меня глухая стена и отступление отрезано.
Ощутив резь в глазах, я на секунду закрыл их, а когда открыл, то обнаружил, что раздувшееся, синее чудище сидит на железной бочке с надписью «Яд!» и смотрит на нас белыми, без зрачков глазами. На голове у него серебрится горшок.
Вскоре чудище исчезло в зеркальных лабиринтах, и его сменил отрубленный указательный палец. Он сгибался, корчился как червяк и, извиваясь, словно звал нас к себе. А над пальцем, темная, бесформенная, нависла тень Красной Руки…
Настю окружили покрытые инеем мерзляки. «Девочка, отдай нам свое тепло! Девочка с соломенными волосами, согрей нас!» – стонали они. Казалось, спасения нет, еще мгновение – и круг мерзляков сомкнется.
– Эй вы, ледовики, снеговики, или как вас там, прочь! Мальчики, вы не в моем вкусе! – услышал я рядом с собой протестующий крик.
Девочка невольно качнулась вперед, и рука, в которой она держала свечу, оказалась совсем близко от зеркала. Видно, старуха с лимонным носом давно подкарауливала этот момент. В тот же миг из-за рамы метнулась пухлая рука в браслете, схватила ее за запястье и стала затягивать внутрь.
Настя рванулась назад, но Зеркалица была сильнее. Девочка изогнулась, начала терять равновесие. Пламя свечи в ее руке колебалось, чадило в тревоге.
– Иди ко мне, сладенькая моя! Не уйдешь!
– Не-е-ет! Кирилл! Она затащит меня!
Опомнившись, я схватил Настю за руку и стал тянуть назад, отвоевывая девочку у сопящей от натуги Зеркалицы. Теперь она вся видна была в стекле – багровая старуха с носом, желтым и бугристым, как лимон. Она ругалась и плевалась, требуя у меня, чтобы я отдал ей девочку.
– Пус-с-сти! Пус-сс-ссти! – шипела она. – Я поселюсь в ее молодом теле! Не хочу быть старухой! Я всегда мечтала о таких волосах!
– Обойдешься! Хочешь волосы – наколдуй себе парик! – Я уперся ногой в край зеркала, и сантиметр за сантиметром принялся отвоевывать Настю у Зеркалицы. Старуха сражалась, как тигр. До чего же ей не хотелось расставаться со своей добычей!
Я уже торжествовал победу, как вдруг услышал сдавленный крик Насти.
– Кобра! Кобра!
Браслет на запястье у Зеркалицы превратился в змею, которая быстро ползла по руке к дрожащему огоньку свечи.
– Ну вот и все, сладенькие! Теперь вы мои!
– Ягге! Вытащи нас отсюда! Ягге! – завопил я что было мочи.
В тот же миг кобра обвила ладонь Насти и дотронулась до свечи своим раздвоенным языком. Огонек в последний раз дрогнул и погас. Комната утонула во мраке, в котором далеко разнесся ледяной хохот Зеркалицы.
Что было дальше, я уже не помнил.
3
Я очнулся. Ягге, склонившись надо мной, с беспокойством терла мне лоб и щеки мокрым полотенцем.
Обнаружив, что я смотрю на нее, Ягге залучилась добрыми морщинками.
– Очнулся? А я, старая, испугалась. Почитай уж час с тобой вожусь. Все перепробовала, а ты лежишь, как бездыханный!
– Где… Зеркалица?
Мне страшно хотелось пить. Едва помещаясь во рту, распухший язык цеплял сухие губы, будто наждак.
– Как где? В зеркале, где ж еще ей быть, окаяшке носатой! Отбила я вас у этой толстой мымры!
Сжав сухонький кулак, Ягге погрозила стеклу, завешенному черной простыней. Подслушивающая за стеклом старуха с лимонным носом оскорбленно фыркнула.
Вспомнив о Насте, я привстал и огляделся. Девочки нигде не было. От дурного предчувствия у меня закружилась голова.
Ягге легонько толкнула меня пальцем в лоб.
– Что, голубок, нравится она тебе? Втрескался по самые по уши?
– Кто втрескался? – возмутился я, почувствовав, что щеки у меня начинают буреть.
Старушка едва слышно засмеялась, и я понял, что одурачить отставную богиню мне не удастся.
– Что с ней? – спросил я.
– Не тревожься! Раньше тебя очнулась. Так что еще неизвестно, кто из вас девица красная.
Дверь комнаты, скрипнув, открылась, и появились Вурдик, Настя и Утопленник. Несмотря на многочисленные покрывавшие его пластыри, мой братец вовсю ухлестывал за Настей.
