Далее наступил черед светского разговора. Если Мэтью был помешан на лошадях, то несомненной страстью Томаса оказалась охота. На эту тему он мог разговаривать часами. Об охоте на кабана, на оленя или на уток. Об охоте соколиной и псовой. Конной и пешей. О том, как загнать зверя и как заставить его выскочить из убежища. Я честно пыталась слушать, хотя в сон клонило все сильнее. На определенном этапе Томас заметил, что разговаривает по большей части он один, и решил исправить положение:
– А вы ведь ни разу не участвовали в здешней охоте, Инга. Я обратил на это внимание. Отчего так?
Я улыбнулась, пожимая плечами.
– Сказать по правде, я не люблю охоту. Это не мой вид развлечения.
– И почему? Вы предпочитаете более спокойный досуг?
– Вовсе нет. Если я скажу вам, Том, за что не люблю охоту, вы будете смеяться.
– Над вами? Никогда!
– Ну хорошо. Помните: вы дали слово. Я не люблю охоту, потому что мне жаль убиваемых животных.
Он не засмеялся, скорее, был сбит с толку.
– Вы что же, совсем не едите мяса?
Я снова улыбнулась.
– Ваша взяла, Том: вы поймали меня за руку. Да, я ем мясо. Но охоту не люблю. Это очень непоследовательно с моей стороны. Но ведь в наше время от женщины не требуется быть последовательной, не так ли?
– Во всяком случае, не от красивой женщины. От красивой женщины не требуется вообще ничего – только украшать.
Я легонько кивнула, принимая комплимент, а мысленно зевнула. Уж лучше бы мы продолжали говорить об охоте. Впрочем, положа руку на сердце, я сама вынудила его впасть в подобные банальности. Уж очень мне не хотелось вести по-настоящему серьезный разговор.
Мимо скользили танцующие пары. Кларисса с Джорджем Грэнхэмом, де Оксенфорд собственной персоной с какой-то дамой средних лет, ну и, разумеется, Адриан с Лаурой.
– Сейчас, когда я об этом думаю, мне кажется, что вы не принимали участия ни в одном из здешних развлечений, за исключением нескольких приемов, – заметил Томас. – Похоже, что вы ведете очень скромную светскую жизнь.
Я задумалась.
– Какого рода развлечения вы имеете в виду, кроме охоты? Мне что-то больше ничего не приходит в голову.
– Ну да, охота, пикники, еще, к примеру, казни.
– Казни? – переспросила я. – Тоже мне развлечение!
– Ну это тоже часть современной общественной жизни, – пояснил Томас. – Люди нашего круга не так уж редко встречаются именно на таких… мероприятиях. По-моему, я видел вас на публичной казни всего один раз, именно тогда с вами и госпожой Лаурой произошла эта неприятность…
– Да-да, в этом-то как раз все и дело, – поспешила сказать я. – С тех пор у меня с казнями, знаете ли, неприятные ассоциации. Поэтому я предпочитаю их не посещать.
Всю жизнь терпеть не могу присутствовать на казнях, и никакого отношения к мнимому похищению меня Уиллом это конечно же не имеет. Но опять же: стоит ли вдаваться в подробности? Ведь светский разговор – он на то и светский, чтобы беседующие не произносили того, чего произносить не положено. Однако Томас сумел правильно интерпретировать выражение моего лица.
– Мне кажется, вы осуждаете людей, которые приходят поглазеть на казнь, воспринимая ее как развлечение? – прозорливо заметил он. Я вынужденно кивнула. – В этом вы не правы, Инга. Я понимаю, казнь сама по себе – зрелище не из приятных, однако она имеет огромное общественное значение. Я бы даже сказал, что казнь несет в себе глубокий сакральный смысл. За преступление всегда приходится расплачиваться как в этой жизни, так и в будущей. Приходя на казнь, мы проникаемся этой чрезвычайно важной истиной, как будто получаем возможность приобщиться к действу Страшного суда.
На сей раз я позаботилась о том, чтобы мои мысли нельзя было прочитать по лицу. Нет, сэр Хаксли, вы можете купиться на собственную ложь, придуманную в свое оправдание, но я в нее не поверю. Во всех графствах, во всех королевствах земли люди всех поколений и сословий регулярно ходят на казни, и вовсе не для того, чтобы проникнуться великими философскими идеями. Они приходят затем, чтобы ненадолго приблизиться к смерти, которой безумно боятся. Подойти к ней настолько близко, насколько это только возможно, ничем при этом не рискуя. Увидеть, как обрывается эта тонкая, по сути, ниточка, которая связывает человека со всей той реальностью, о которой он хотя бы что-то по-настоящему знает. Увидеть своими глазами, как то, что недавно было человеком, вдруг превращается в безжизненное тело. Возможно, они рассчитывают таким образом хоть что-то понять о той неизвестности, той тайне, которой окутана для нас смерть. Возможно, надеются хоть немного уменьшить свой страх от того, что смогли подойти так близко и спокойно возвратились после этого по домам. Но ни при чем тут ни преступления, ни кары, ни сомнительное единение высшей и земной справедливости.
– У меня сложилось такое впечатление, что публичные казни в этих местах не так уж и часты, – заметила я, немного меняя тему. – Не так чтобы они были редки, и все же, к примеру, в столице они бывают более регулярно.
– Наши масштабы не могут сравниться со столичными ни в чем, в том числе и в количестве совершаемых преступлений и пойманных виновников, – заметил Томас. – Однако тут есть и другая причина. Все дело в том, что публичными бывают только повешения, но ведь здесь, в Вестфолде, некоторое количество преступников отдают на съедение варану.
– Варану?! – переспросила я, содрогнувшись.
– Да, разве вы об этом не слышали? В таком случае, возможно, мне не следует говорить на эту тему, чтобы не ранить ваши тонкие чувства.
– Нет уж, раз начали, то продолжайте, – возразила я. – Что это за такой кровожадный варан?
– Не знаю, в курсе ли вы, но к юго-востоку от города Дэнвудский лес граничит с болотами. Эти болота занимают огромную территорию, и вот где-то в этом гиблом месте поселился варан, который питается человеческим мясом. Не только человеческим, конечно, но людьми он, безусловно, не брезгует. Когда-то местные жители принимали его за языческого бога, которому следует приносить человеческие жертвы. Именно так они и поступали. Затем подобные суеверия были искоренены, однако варан остался, и существующую традицию было решено использовать в несколько иных целях. Теперь за наиболее тяжелые, жестокие, страшные преступления виновных не вешают, а отвозят на границу болота и там привязывают к специально установленному столбу. А дальше приходит варан – говорят, он всегда появляется за час до рассвета, в самое жуткое ночное время, – и делает остальную работу вместо палача.
Меня передернуло.
– И что, человека специально везут на болота для того, чтобы чудовище сожрало его живьем?
Я мысленно представила себе эту картинку, и мне стало муторно.
– Я все-таки вас расстроил, – печально констатировал Томас. – Вам не следовало меня расспрашивать, а мне – начинать этот разговор. Но, видите ли, вы должны помнить, что так не наказывают кого попало. Даже из тех, кто заслужил смертную казнь, многих приговаривают к повешению. Пожирание вараном – это кара для особенно опасных преступников, к тому же, насколько мне известно, на болота отправляют только тех, кто сознался в совершенном преступлении, а стало быть, в этом вопросе никак не может быть ошибки.
