— Все в порядке, — ответила я. — Поезжай. Я придумала кое-что насчет дома. Насчет решения администрации.
— Да?
— Я с ними поговорю, — объяснила я. — Скажу, что больше у меня ничего нет. И что я готова сделать что угодно, лишь бы дом оставили.
— Наверное, вчера Рон не очень хорошо все объяснил, — сказала Рене, дотронувшись до моего колена. — Решение уже принято. Собрания по этому поводу больше не будет. Они не намерены обсуждать этот вопрос еще раз. Просто сделают то, что запланировали.
— То есть мое мнение вообще никакой роли не играет? — спросила я. — Это же мой дом! Кроме него, у меня ничего не осталось, а я видела его всего лишь раз. Мамы с папой не стало. Неужели я должна лишиться и всего остального? Почему мы не можем там жить? Мы вполне могли бы все починить, и тогда они не смогут его снести!
— Мне очень жаль, — сказала Рене, и ее голос дрогнул. — Если бы в моих силах было что-то сделать, я бы сделала, клянусь. Я тоже не хочу, чтобы дом сносили, но мы не можем туда переехать. Тебе уже многое пришлось пережить, и ты хочешь жить там? Я не могу этого допустить. Не допущу.
— Но…
— Нет, — отрезала она. — Я не могу поверить, что они пришли к такому решению, но почти все члены администрации за перемены. Они хотят, чтобы Вудлейк рос, а для них единственный способ роста — больше строить. Домов, магазинов. И ты прекрасно знаешь, какой Стив настойчивый. Если город не будет так плотно окружен лесом, он сможет расти быстрее.
— Но земля же им не достанется, — спросила я и посмотрела на Рене. — Так?
Она крепче вцепилась в руль.
— Я говорила серьезно, — медленно проговорила она. — Землю я не продам. Переехать мы туда не переедем, но земля так и останется нашей. Можешь верить, можешь нет. Я не могу заставить тебя доверять мне.
Я помнила все, что бабушка сказала накануне Рону и как она расстроилась, когда он объявил ей о решении снести дом. Я верила в ее искренность. Она не продаст Стиву последнее, что осталось от моей былой жизни. Не продаст землю. И я подумала, что смогу туда ходить до конца дней своих.
Я знала, что она позаботится о том, чтобы я могла всегда туда ходить.
— Извини, — сказала я. — Я знаю, что ты этого не сделаешь.
— Спасибо, — ответила она мягко. В ее голосе слышалось удивление. И благодарность.
— Знаешь, мне жаль, что вы с папой так мало общались. Очень жаль, что он не знал, насколько ты его понимаешь.
Какое-то время она молчала, а потом очень тихо ответила:
— Мне тоже.
Мы доехали до ее дома, но она не спешила меня покинуть. Я сделала себе бутерброд и съела половину, пока Рене крутила на пальце ключи от машины.
Я посмотрела на нее:
— Ты… о чем-нибудь еще жалеешь, кроме папы? Считаешь, что что-то надо было сделать по-другому?
Она застыла, потом отвернулась от меня и посмотрела на лес.
— Нет, — наконец ответила она, — для раскаяний я слишком стара. Мне пора ехать. Если тебе что-то понадобится — любая мелочь, — звони, и я сразу вернусь. Если тебе станет одиноко, или грустно, или…
— Спасибо, — сказала я.
Она поцеловала меня в макушку и ушла.
Вскоре она вернулась, проехав, наверное, всего несколько метров. Сказала, что что-то забыла, но я поняла: она хотела убедиться, что я в порядке.
Я улыбнулась, чтобы вселить в нее эту уверенность.
Когда она снова уехала, я подождала пять минут, потом десять, потом пятнадцать. После чего встала.
Я не имела права голоса в том, что должно было произойти. Я потеряла родителей. И потеряю дом.
Я пребывала в растерянности. Спасти маму с папой мне не удалось. Я не могла спасти даже наш дом. Но могла хотя бы еще раз его увидеть.
Вспомнить свою семью, как мы жили втроем — мама, папа и я.
18
Я шла через лес, войдя в него прямо за домом Рене. Нельзя было сказать, что я не знала дороги. Знала.
Но я думала лишь о том, что лишилась всего. Мамы, папы, а теперь и дома. Всю мою прошлую жизнь как будто стерли, и я вспомнила о том, что говорил Луис, — о силе, о том, что она у меня есть. О том, что за ней охотится то зло, которое унесло моих родителей.
Если эта сила у меня действительно была, что бы под этим ни подразумевалось, то наверняка убийца охотится и за мной. Может, ему достаточно будет того, чтобы я так ничего и не вспомнила о той ночи, когда погибли мои родители.
Я притормозила. В лесу было очень тихо. Не слишком ли? Мне показалось, что да, но в последнее время я даже не каждый день в нем бывала. Я уже не та девочка, какой была раньше. Я вдруг поняла, что ужасно скучаю по маме с папой, и опустилась на землю.
Я дала возможность лесному аромату заполнить мои легкие. Смотрела на деревья, в них было столько постоянства — вечно высокие, вечно настороже. Мне так хотелось быть такой же сильной.
Я думала о том, как здорово было бы услышать голоса родителей; мне хотелось бы прийти домой, и чтобы мама напомнила мне разуться, а папа спросил, видела ли я что-нибудь интересненькое. Хотелось, чтобы меня встретил аромат еды с кухни, хотелось резким движением сбросить туфли, которые приземлились бы в куче обуви у двери, в которой я вечно рылась в поисках второго башмака. Я всегда удивлялась тому, что один было найти легко, а второй прятался где-то в глубине.
Я хотела, чтобы мама подозвала меня к себе, обняла, спросила, как прошел день. А я улыбнулась бы ей и ответила: «Хорошо», и это бы означало, что не произошло ничего особенного; а она сказала бы: «Ну, может, завтра», будто знала, что следующий день окажется интереснее, что меня ждет что-то особенное.
Но теперь всего этого не стало.
Я поднялась и пошла дальше. В лесу все еще было очень тихо, и у меня возникло такое ощущение, что тут только что прошел кто-то другой. Или, наоборот, следовал прямо за мной.
Я остановилась и заставила себя оглянуться. Папа немножко учил меня ходить по следу, но никаких признаков того, что здесь только что кто-то прошел, я не увидела. Я не увидела отпечатков ног, как и еле заметных попыток замаскировать их. Вообще казалось, что тут давно никто не ходил. Даже я.
А я ведь недавно ходила.
Я подумала о Бене, но отогнала эту мысль, потому что хотела сконцентрироваться на родителях. Мне это было необходимо. Я уже увидела свой дом, по крайней мере крышу. Солнце садилось, и крыша, собранная из разнокалиберных материалов, сверкала в лучах заката.
Я прибавила шаг, потому что на этот раз мне хотелось успеть до наступления темноты, хотелось зайти в дом при свете дня. Я достану из кладовки мамину смесь из орехов и сухофруктов, которую никогда не любила, и поем за кухонным столом, а потом…
