– Мне не нужно лечение. – Слова царапали измученное горло, а в голове шумело так, что Арина не слышала собственный голос.
А вот есть хочется. Даже теперь, после того как желудок вывернуло наизнанку. Непривычное чувство. Впрочем, теперь ей все чувства непривычны.
– Вы так считаете? – Хелена откинулась на спинку стула, качнула ногой.
– Мне нужно позвонить.
Она еще не решила кому. Может, Ирке? Ирка врач, она сумеет разобраться с этой… выдрой.
– Вам не нужно никому звонить. – Хелена улыбнулась, демонстрируя идеально ровные, идеально белые зубы. – Когда придет время, я сообщу вашему опекуну.
– Опекуну?
Ирке! Конечно, Ирке. Кому же еще? Ирка ее никогда бы не бросила, она ее лучшая подруга. Вот только знает ли Ирка про решетки на окнах, ремни и зондовое кормление?..
– Зоя Петровна! – Хелена чуть повысила голос, и в палату тут же вошла давешняя медсестра. – Приберитесь-ка тут. – Хелена кивнула на испачканное одеяло и как ни в чем не бывало продолжила: – Что вас удивляет, Арина? У вас такой диагноз, при котором вам просто необходим опекун.
– Какой у меня диагноз? – Пульс стучал в висках, а к горлу снова подкатил колючий ком.
– Если не углубляться в терминологию…
– Давайте углубимся.
– А смысл? У вас ведь нет медицинского образования, чтобы понять. – Хелена улыбалась, разговор доставлял ей удовольствие. – Ну, пусть будет шизофрения.
Пусть не будет! Нет у нее никакой шизофрении!
– Знаете, каталепсия, то странное состояние, в котором вы пребывали долгое время, – это один из симптомов….
Каталепсия – это один из симптомов теневого мира. Но кто поверит в теневой мир? Хелена, может, и поверит, у Хелены явно нетрадиционный подход, но вот как она интерпретирует услышанное?
– Так что сами понимаете, ситуация у нас складывается очень серьезная. Тяжело лечить, когда пациент противится лечению. Вы согласны, Арина?
Она не согласна! Ни с одним сказанным словом. Но ведь можно попробовать договориться.
– В таком случае я хочу поговорить со своим опекуном. Кто она?
– Она?! – Неужели ей удалось удивить Хелену? – Почему вы решили, что ваш опекун – женщина?
Потому что никого ближе Ирки у нее нет. Потому что Ирка врач и знает, как работает система. Но Хелена удивлена, и удивление ее искреннее.
– А кто тогда?
– Один очень достойный джентльмен. – Архаичное «джентльмен» из уст Хелены прозвучало гармонично.
В Аринином окружении был только один человек, которого можно назвать джентльменом. Волков… Смог бы он упечь ее в сумасшедший дом?..
– У нас очень респектабельное и очень хорошее лечебное заведение, а ваше пребывание здесь оплачивается более чем щедро.
Каталепсичка… Кукла пластилиновая. Зондовое кормление, капельницы, катетеры… Выдержит такое хоть один джентльмен? У Волкова работа. Волков сегодня здесь, а завтра уже на другой стороне Земли. Он профессионал, но не в медицине, и поэтому сделал то, что представлялось ему единственно разумным – устроил Арину в очень респектабельное и очень дорогое лечебное заведение, обеспечил уход и нормальное существование, оплатил расходы, откупился…
Нет, Волков не такой! Он едва не умер вместо нее. За нее! Он не стал бы откупаться. У него просто не было другого выхода. А Хелена… кто знает, какая она с богатыми клиентами, как хорошо умеет прятать свою змеиную суть?
– Все равно я хочу с ним поговорить.
– Боюсь, на данном этапе это невозможно. – Хелена покачала головой.
– Почему?
– Вам нельзя волноваться. Ваше нынешнее состояние нестабильно. Разговор с кем-то из вашего прошлого может спровоцировать рецидив.
Хелена оттолкнула медсестру, подалась вперед, и в ее змеиных глазах Арина увидела правду. Ей не позволят позвонить, как не позволят выйти из стен их чудесного заведения. Это ведь так привлекательно – пациент с абонементом, очень дорогим абонементом. Привлекательно, не хлопотно и выгодно. А опекуну можно рассказывать сказки о том, что состояние его подопечной стабильно тяжелое, что проводимое лечение не дает эффекта, но уход – уход! – за ней великолепный, такого не найти больше нигде. А если опекуну захочется свидания с подопечной, в ход пойдут чудесные лекарства, способные превратить здорового человека в овощ. Состояние стабильно тяжелое, но уход идеальный, можете сами в этом убедиться!
– Он не знает, что я пришла в себя.
– Уверяю вас, он узнает! А пока вы должны мне довериться. Я ваш лечащий врач, я знаю, что для вас лучше.
– И что для меня лучше?
Блэк подкрался к Хелене сзади, примерялся к шее, ждал команды. Блэк не любил, когда обижали его хозяйку. Но еще не время для активных действий. Им нужно осмотреться.
– Вы должны научиться видеть во мне друга, доверять мне безоговорочно, принимать мою помощь с благодарностью.
– А если он перестанет платить?
Это очень важный вопрос, пусть и провокационный.
– Он не перестанет, уверяю вас.
– Деньги могут закончиться. Иногда такое случается. Тогда вы отпустите меня?
– Нет. – Хелена улыбнулась светло и радостно, сжала Аринин подбородок пальцами с такой силой, что ногти ее больно впились в кожу.
Блэк зарычал, а медсестра поспешила скрыться за дверью.
– Все хорошо. Все нормально, – сказала Арина Блэку.
– Вы так думаете? Я рада это слышать и готова считать это шагом вперед. – Хватка Хелены чуть ослабла.
– Зачем я вам? – Арина хотела ударить, врезать со всей силы, испортить идеальную линию римского профиля, но накатила очередная волна тошноты, и она сдержалась. Блэк тоже сдержался, послушался.
– Вы уникальны. Настоящий бриллиант в моей коллекции уродов. Мне интересно с вами, а когда мне интересно, я никому не позволяю себе мешать. Никому! И знаете, Арина, есть много способов добиться желаемого, но в ваших же интересах быть хорошим пациентом.
Хелена разжала пальцы, встала, расправила складки на халате. В эту же секунду в палату снова заглянула медсестра.
– Вам еще что-нибудь нужно, Хелена Генриховна? – спросила тихо, почти шепотом.
– Унесите это! – Хелена кивнула на поднос. – Пациентка отказывается от еды.
– Зонд?..
– Это, пожалуй, лишнее. Ей просто нужно нагулять аппетит.
В дверях Хелена обернулась:
– Подумайте над моими словами, Арина. Очень хорошо подумайте.
* * *
Хелена ушла, медсестра осталась, обвела палату внимательным и чуть растерянным взглядом, шагнула к тумбочке со стоящим на ней подносом.
– Точно не хочешь? – спросила, понизив голос до шепота.
