Тень от старой липы была такой густой, а солнечные зайчики от воды такими яркими, что разглядеть сидящих под деревом никак не получалось. Но вот смотрят ли они в ее сторону? Лиза сделала несколько гребков к середине пруда, прислушалась, не окликнет ли ее мама или мсье Жак. Не окликнули.
Нырять ей нравилось даже больше, чем плавать, и она нырнула. Здесь вода была прохладнее, чем у берега: прогретая у поверхности и колодезно холодная у дна. Но мсье Жак говорил, что холод способствует закаливанию и его не нужно бояться. Лиза и не боялась – смело погрузилась в черные недра.
Здесь, на середине пруда, все оказалось по-другому, на дне не было камешков и ракушек, но зато плавали рыбы, серыми тенями скользили мимо Лизы, косились удивленно. Она попробовала поймать одну, но ничего не вышло, рыба устремилась вниз, в лес водорослей, нырнуть следом Лиза не решилась. Если только потом, после глотка воздуха. Ей нравилось отталкиваться ногами от дна и взмывать вверх, к тусклому из-за толстого слоя воды солнцу. Она чувствовала себя птичкой. Но сейчас почему-то не получилось. Что-то держало Лизу на дне, не отпускало к солнцу и воздуху.
Чудище! Страшное черное чудище выползло из леса водорослей и ухватило ее за подол сорочки. Лиза забилась, борясь одновременно и с чудищем, и с невыносимым желанием закричать, вдохнуть хоть что-нибудь, пусть даже воду. Их силы были неравными, маленькой рыбке не устоять против чудища, даже если рыбка сильная и смелая.
Воздух в груди закончился, а вместе с ним закончились силы и смелость. Лиза вдохнула, дивясь тому, что больше совсем не боится. Если лечь на дно, чудище ее не тронет, оно уже успокоилось, не дергает за подол, не пугает осьминожьими щупальцами, знает, что Лизе от него никуда не деться.
Солнечный диск был похож на серебряную монетку. Аверс есть, реверса нету. Такая забавная монетка…
– Не бойся. – Девочка, похожая на Лизу, сидела верхом на чудище, уперев босые пятки в черные замшелые бока. Только никакое это не чудище, а старая коряга, но теперь уже и неважно. – Не бойся, скоро ты умрешь, и мы будем вместе.
Захотелось сказать, что она знает и ничего не боится, но не получилось.
– В мире теней скучно, но вдвоем нам будет весело. Не противься, поскорее умирай.
Она уже почти умерла и почти научилась дышать водой, как самая настоящая Русалочка. Может быть, это и есть смерть?
– Я давно тебя жду. – Девочка, оседлавшая корягу, нахмурилась. – Помнишь, ты обещала, но не пришла. Я обиделась.
Но сейчас все по-другому, Лиза знала, чувствовала это своим умирающим сердцем. Больше девочке не придется ждать. Уже скоро…
Солнце-монетка мигнуло, сорвалось с небосвода, упало в воду серебряной искоркой. Наверное, захотело попрощаться с Лизой. Солнце-монетка красивое: с одной стороны гладкое, а с другой – с картинкой. А следом змеится цепочка, это чтобы солнце смогло вернуться обратно на небо, когда попрощается.
– Так нечестно, – вздохнула девочка, похожая на Лизу. – Это не по правилам.
Солнце-монетка упало на раскрытую Лизину ладонь картинкой кверху. Картинка как на медальоне мсье Жака, но другая. Профиль не мужской, а детский, ее, Лизин, профиль. Так забавно…
– Пойдем. – Девочка, похожая на нее, спрыгнула с коряги, протянула руку.
– Куда?
– Он изменил правила. – На медальон на Лизиной руке она старалась не смотреть. – Пойдем, я покажу тебе дорогу обратно.
– Куда – обратно?
– К жизни. – Девочка вздохнула.
Дорога обратно на самом деле не дорога, а лесенка, убегающая вверх, к солнцу, которое снова вернулось на небо. Девочка взбиралась по ступенькам, не выпуская Лизиной руки.
– Ты ангел? – спросила Лиза. Когда-то мама рассказывала ей про ангелов.
– Я не ангел. – Девочка обернулась. – Я – это ты, твоя темная половина. А теперь пойдем, время на исходе.
…Лесенка закончилась пустотой и тишиной, а еще болью. Кололо в груди и животе, а в горле булькало.
– Ольга, перестань! Не мешай мне. – Голос мсье Жака был злой и сосредоточенный. Лиза никогда раньше не слышала, чтобы он так разговаривал с мамой.
– Это все из-за нас. Это наша вина! Господи, что же я натворила! – Мама не плакала, мама кричала в голос. – Жак, она мертва! Моя девочка мертва… Не трогай ее! Что ты делаешь?! Не смей трогать моего ребенка!
Мсье Жак ничего не ответил, он просто ударил маму по щеке, Лиза услышала звук пощечины и мамин всхлип. А потом ее перевернули и сдавили грудь так сильно, что она закричала от боли. Вместе с криком из горла выплеснулась вода. Много воды. Сейчас она снова захлебнется и умрет теперь уже по-настоящему. Лиза закричала еще громче, зашлась в кашле. Кашляла долго, выдавливая из себя воду, страх и остатки так и не случившейся смерти, а потом, обессилевшая, повисла на руках мсье Жака.
– Вот и все. С возвращением, мадемуазель Элизабет. – Голос мсье Жака дрожал. – Теперь все будет хорошо.
– Я знаю. – Она открыла глаза и зажмурилась от ослепительного ясного солнца.
– Лизонька! – В ту же секунду она оказалась в маминых объятиях.
Мама целовала Лизу в макушку, лоб и щеки, плакала и снова целовала. Лиза вся была мокрая, слипшиеся волосы лезли в лицо, но мама этого не замечала. Мсье Жак молча сидел в сторонке, по-стариковски ссутулив спину, он смотрел в черную воду пруда. На его загорелой груди больше не было медальона. Потому что медальон теперь висел на Лизиной шее.
– Сними это немедленно! – Мама потянула за серебряную цепочку с такой силой, что та больно впилась Лизе в шею. – Сними это с моей девочки! – Она уже не кричала, а визжала, и на ее бледных до синевы щеках отчетливо выделялся красный след от пощечины.
– Ольга! – Мсье Жак перехватил ее запястье, сжал, притянул к себе и продолжил тихим, прежним своим голосом: – Мадам, послушайте меня внимательно, в произошедшем несчастье виноват только я. Я пренебрег своими обязанностями, и ваша девочка едва не утонула из-за меня.
Мама хотела что-то сказать, но мсье Жак ей не позволил, заговорил быстро, повышая голос:
– Я виноват и готов понести наказание. И я должен просить прощения у вас, мадемуазель Элизабет.
Она не понимала, совершенно потерялась в происходящем, но мсье Жак не прав. В том, что случилось, виновата только она одна. И мама не должна на него злиться и смотреть таким диким неправильным взглядом.
– Все хорошо. – Одной рукой Лиза вцепилась в маму, другой в мсье Жака. – Слышите, все хорошо! Я просто немного наглоталась воды. Никто не виноват!
– У вас благородное сердце. – Мсье Жак улыбнулся уголками губ, но в глазах его Лиза видела неизбежное. Он уйдет, и никто – ни Лиза, ни мама – его не удержит. А мама и не станет удерживать, мама хочет, чтобы он ушел и никогда больше не появлялся в их жизни. И желание это причиняет маме боль куда более сильную, чем боль от пощечины.
