Выполняла я все это действо за тщательно запертыми дверями в присутствии одного лишь Яши, так как было стыдно, если вдруг кто-нибудь увидит. Но потом Акир не выдержал и уговорил меня продемонстрировать ему, чем же я таким загадочным занимаюсь. Я немного поломалась, взяла обещание не смеяться и продемонстрировала. Ну… с того дня моя гимнастика и вживание в роль «царственной кошки» в присутствии мужа неизменно переходили в бурный секс. Кстати, именно здесь, на «Астроне», я продемонстрировала ему все то, чему нас, рабынь, учили в оазисе. Он весьма… гм… высоко оценил и эротические танцы, и умение чувственно раздеваться. Ну а что? Зря училась, что ли? В гарем не попала, так хоть собственному супругу показать. Пусть порадуется. И он таки радовался…
Нет, все-таки коты – это коты! Не важно, что конкретно у них от семейства кошачьих осталось: целиком голова и хвост или только уши и хвост. Натуру кошачью ничем не вытравишь.
Еще, по словам ниокиров, мне предстояло носить зеленые одежды, по возможности повседневно, а на службах – обязательно. Но это, по идее, должно было идти к моим рыжим волосам, так что я приняла сей факт спокойно. Играть на весьма занимательном музыкальном инструменте, носившем название сиртрет. Выглядел он как смешная погремушка с колокольчиками-бубенчиками. А точнее, как узкая металлическая пластина, завернутая в дугу и закрепленная на ручке. В боковинах дуги оказались просверлены дырочки, по четыре с каждой стороны, и сквозь них продеты тонкие, металлические же прутики. Чтобы они не вываливались из дуги, их концы были загнуты колечками, с которых свисали бубенчики. И я должна была, величаво ступая, идти, отгонять этими бубенчиками злые силы и призывать благодать.
Что я ощущала, когда прошлась с этой музыкальной штукой в первый раз по каюте под пристальными взглядами своих потенциальных адептов, даже говорить не хочу. Словно я ребенок на детском празднике, которому доверили страшно важную погремушку, но не объяснили, зачем ему в нее брякать. Идешь, машешь ею, бубенчики звенят, ниокиры млеют, а я… Так, ладно, не стоит ругаться.
Еще от меня требовалось раз в день разводить в специальной чаше огонь и подкладывать в него сухие лепестки цветов и благовония, благодаря верховное божество за все-все-все. Но тут сказал свое жесткое «нет» Акир. Он заявил, что на корабле и речи быть не может ни о каком огне, сжигании лепестков и благовоний. Вот при нахождении на планете можно вернуться к этой традиции.
Следующая тема, в которой не сошлись в требованиях к своей жрице командор и ниокиры, – это место моего будущего проживания. Кошаки уверяли, что я должна буду жить при храме. Я мысленно показала им кукиш и сообщила, что они сейчас вообще останутся без жрицы. Акир тоже сделал суровое лицо и отчеканил: «Моя жена будет жить только в моем доме!»
Кошаки пригорюнились и решили, что надо бы им переписать каноны с учетом новых веяний. Эта мысль пришлась моему мужу по душе, и они вшестером стали писать новые ритуалы и обряды для ниокиров с учетом того, что жрица у них нестандартная, храма на новой планете нет, последователей веры тоже нет.
Когда они пришли к единству, было оглашено следующее: я – своего рода воплощение их верховного божества – светила. Сам бог по понятным причинам явиться на планету не мог и прислал своим детям смертную «дочь солнца». То есть я как бы исполняла эту почетную роль. Но в целом ничего особенно ужасного от меня не требовалось.
Ритуальная гимнастика (сошлись на выполнении упражнений один раз в день, а не семь), несколько раз в год по праздникам пройтись с погремушкой в зеленой хламиде и сжечь благовония. Выслушать тех, кто придет ко мне за благословением, помощью и советом, – это в любое время, когда потребуется (можно дистанционно по коммуникатору). И последнее – носить найденный в храме медальон постоянно, особенно во время исполнения супружеских обязанностей. Он подпитывался… гм… эмоциями владелицы и давал взамен силы, здоровье, долголетие и много чего еще. Что именно «еще», мне предстояло выяснить опытным путем, так как никто не мог сказать – что. Это ведь божественный атрибут. Вот как бог решит, так и будет.
Наконец Тилар Декарт решил, что можно отпускать котиков на волю, чтобы они своими глазами увидели, что стало с их планетой. И мы все вместе, пять ниокиров и их верховная жрица – да-да! – полетели вниз. Хоронить умерших и показывать уцелевшим, что стало с их домом.
На планете мы провели больше месяца. Жизнь шла размеренно и довольно скучно. То змея кого-нибудь цапнет, то в яму какую-нибудь кто-то провалится, то споры бурные у вечернего костра начинаются. Да такие, что пол-лагеря оказывается втянуто в словесную перепалку.
Ученые собирали данные, пилоты рыскали в атмосфере и разыскивали, где еще сохранились разрушенные города. Меня с собой не брали, хотя я сильно просила. Но Акир был против, да и адепты мои усатые и хвостатые тоже возражали. Но, если честно, их мнение мне было малоинтересно, а вот против командора… тут – да, не попрешь.
Я считала это несправедливым и искренне недоумевала: зачем им вообще тогда художник, если ему не дают ничего снимать? Ведь это же самое логичное: снять все на голографер, чтобы потом подшить к материалам и показать другим исследователям. Как-то не выдержала и задала этот вопрос Акиру:
– Не понимаю! Ты ведь меня для этого нанял и даже платишь какое-то жалованье. Если мои услуги не нужны, то к чему тогда все это? Посадили бы меня на какой-нибудь корабль, летевший на Керакато, чтобы я доставила останки Лиллуко родственникам, и все.
– Вот еще! – фыркнул муж. – Чтобы тебя там быстренько выдали замуж?
– Да кому я нужна? От меня толку, выходит, никакого, только и умею, что рисовать!
– Мне ведь нужна! – не поддался на мое возражение Акир.
– Ну… с тобой просто неприятность случилась, не повезло, что мой запах на тебя так влияет.
– Зато мне повезло в том, что моя кахэто оказалась молодой незамужней красивой девушкой с хорошим характером, – ответил он, а я… расстроилась и ушла.
Не таких слов я ждала. Я знала, что он хочет меня до умопомрачения. Знала, что оберегает, заботится, блюдет мои интересы, что не бросит и сделает все, чтобы я была рядом. Но он ни разу не говорил мне, что любит. Даже в моменты близости шептал что угодно: нежности, пошлости, ласковые слова, комплименты, обещания, но только не признания. И от этого я себя ощущала ужасно нужной… вещью. Такой необходимой, незаменимой в хозяйстве, без которой жить практически невозможно. То есть возможно, конечно, но уже не та жизнь будет, без такой замечательной вещи-то.
Я после этого разговора ушла в сторонку от палаток, села на корень какого-то огромного дерева и задумалась о жизни.
Во-первых, убедилась в своих подозрениях – я действительно не нужна в экспедиции. Не зря сомневалась… Ну правда! Научная поездка – и вдруг художник! Да любой дурак может взять в руки голографер и наснимать все, что нужно. И портреты мои да рисунки – это ведь чистой воды развлечение для экипажа, не более того. Просто Акир не хотел отпускать от себя кахэто. Бесился от моего возникновения в его жизни, злился и на меня, и на судьбу, но вынужден был подготовить мне теплое местечко поблизости, чтобы не потерялась.
