В общем, эльфийка натащила мне целую груду всяких полезностей, и мой туалетный столик благодаря ее усилиям стал выглядеть так, как, наверное, и должны выглядеть женские туалетные столики — баночки, флакончики, бутылочки, кисточки, брошки-заколки-расчески. Меня, впрочем, эта сторона вопроса не волновала — судя по тому, что спасать меня в последний момент примчался не прекрасный принц, а ворчливый дедушка-опекун, мой алайя или еще пешком под стол ходил, или мне его не полагалось — такое редко, но случалось, согласно тем же эльфийским балладам. Время, чтобы помучиться этой проблемой, у меня еще было, так что я сосредоточилась на решении более краткосрочных задач.
Да и вообще я бы предпочла просто выучиться, найти себе потом нормальную интересную работу, жить в свое удовольствие и не зависеть ни от каких алайи. Так оно куда безопаснее, это я твердо усвоила на собственном личном опыте. Гаррет, услышав однажды наши с Тиа рассуждения на эту тему, покачал головой и ехидно заявил, что я куда больший ребенок, чем думаю.
— Только ребенок может возводить свой крайне ограниченный жизненный опыт в разряд универсального правила, несса, — назидательно пояснил он в ответ на мое справедливое возмущение. — А стремление избегать нового опыта только потому, что он напоминает вам то, что когда-то причиняло боль, свидетельствует об инфантильности.
— Во-первых, вы недостаточно хорошо меня знаете, чтобы судить столь безапелляционно, — взвилась я. — А во-вторых, хотела бы я знать, что же, по-вашему, будет зрелым решением в данном случае? Безрассудное повторение травмирующих попыток вплоть до гибели пытающегося? Нет уж, ньес Гаррет, здесь мое мнение сложилось, однозначно. Болезненная зависимость, которую земные и местные баллады называют любовью, не для меня. Я предпочитаю свободу, независимость и спокойствие.
— И что же такого случилось в жизни столь юной нессы, что она приобрела такие стойкие убеждения? — язвительно поинтересовался дракон.
— Ничего, что было бы интересно обсуждать. — Я покачала головой.
— Вы очень юны, несса, только это вас и оправдывает. — Дракон, быстро заметивший, что мне неприятны намеки на мой «юный возраст», попытался меня поддеть, возможно рассчитывая разговорить. Я упрямо сжала губы и смолчала. Гаррет не настаивал, хотя взгляд его стал на мгновение очень цепким.
В принципе моя жизнь была бы совсем неплоха, если бы не одно омрачающее ее обстоятельство. О себе я не особенно беспокоилась, убить меня уже не убили, так что выкручусь. Я ужасно переживала о дочери. Я знала, что Гаррет отправил на Землю своего сына еще после первого моего пробуждения, но связаться с Маруськой по телефону не удалось, мобильник был недоступен. Однажды вечером дракон, в очередной раз застав меня всю в слезах и соплях, покачал головой и, подробно выспросив, как и где ее искать, пообещал отправить Шорра в более серьезный поиск. Я написала коротенькую записку, на всякий случай. Если бы Маруська оказалась человеком, Шорр должен был просто убедиться, что с ней все в порядке, и, если нужна помощь, незаметно помочь. Даже сообщить ей, что я жива, дракон отказался — мол, ни к чему.
— Если ваш сын может попасть на Землю, почему не могу я? Вы же говорите, я тоже дракон. — Я нервно комкала простыню, стараясь не сорваться.
— Вы сможете, когда обретете контроль над своей магией, несса Сашша, но на это может уйти несколько лет. — Гаррет поджал губы, сочувственно вздохнул, потом накапал знакомого мне лекарства в стаканчик и протянул мне. Я отрицательно покачала головой.
— Но Шорр почти мой ровесник, как так получается?
— Он уже обрел крылья, вы — еще нет. Драконы получают способность проходить в другие миры только после полноценного обретения магии. У вас же большое отставание в магическом развитии, вы даже младенческой драконьей магии не чувствуете. Мне очень жаль, что я не могу облегчить ваших страданий. — Он бережно погладил меня по голове, и это проявление сочувствия оказалось последней каплей: я разрыдалась. Черт, я была согласна играть в маленькую драконью девочку, да на что угодно согласна, я справлюсь. Но мысль о горе, которое мое исчезновение причиняло моему самому близкому и дорогому человеку, была невыносима.
— Вы не понимаете, ньес! — говорила я, глотая горькие, бессильные слезы. — Девятнадцать лет — это такой уязвимый и хрупкий возраст! Мне было столько же, когда я, оставшись без родных, попала в страшную передрягу. Это чудо, что я тогда не погибла. И когда я думаю, что моей нежной девочке может грозить что-то подобное, — я судорожно всхлипнула, — это просто убивает меня! Ведь у нее нет никого, никого, кроме меня!
— Мы присмотрим за вашей девочкой, Сашша, клянусь! — Дракон взял мои подрагивающие пальцы в свои руки и ободряюще сжал их. — Ну же, не плачьте! Вы мужественный маленький воробушек, несса, не поддавайтесь унынию!
Слезы, как оказалось, вовсе не иссякли, а просто притаились, и стоило на мгновение ослабить контроль, как они полились снова. Гаррет нервно сцепил длинные пальцы в замок, но ничего не сказал. Драконы, если судить по нему, не так уж отличались от земных мужчин, по крайней мере женские истерики переносили так же тяжело. Вот и сейчас Гаррет напряженно сидел, глядя на мою зареванную физиономию, и явно не знал, что со мной делать. Усилием воли я взяла себя в руки, вытерла слезы и постаралась улыбнуться. Все делают все возможное, рыдания здесь не помогут.
Я заметила, что, когда говорила о дочери, Гаррет нервно морщился, словно от зубной боли. Поинтересовалась, в чем дело. Помявшись, дракон объяснил:
— Видите ли, несса, вы и сейчас-то еще совсем ребенок, а двадцать лет по меркам драконов — так и вовсе неподходящий для деторождения возраст. То, что у вас есть дочь, это несколько… противоестественно.
— Ну, мне и в голову не приходило смотреть на это драконьим взглядом, — рассмеялась я, настолько неожиданным было это признание. — И я ни о чем не жалею, она такая чудесная девочка! Что бы ни случилось со мной дальше, моя жизнь уже прожита не зря.
— Знали бы вы, несса, до чего смешно звучат эти слова в ваших устах. — Гаррет смотрел на меня с грустной улыбкой. Мы сидели в легких и очень уютных плетеных креслах на террасе. Закатное солнце бросало оранжевые блики на глаза дракона, он сидел напротив меня и довольно щурился на запад. Мы разрабатывали мою правую руку, она все еще неважно слушалась, и по вечерам Гаррет тщательно мял и сгибал-разгибал каждый палец, не доверяя это дело мне. Сейчас дракон, закончив сеанс массажа, похоже, забыл о моей руке, но так и продолжал удерживать в своих ладонях.
— Что же в них смешного? — изумилась я, пытаясь как-нибудь ненавязчиво вернуть свою руку обратно.
— В них — ничего. Но вы, по драконьим меркам, еще совсем птенец. Представьте малыша, как у вас говорят, детсадовского возраста, потчующего взрослого такими вот сентенциями. — Дракон невесело усмехнулся и аккуратно положил мою руку мне на колени.
— Ну у нас это невозможно физиологически, — сказала я, любуясь на горы за его спиной, подсвеченные оранжевым закатом. — А у вас как-то странно — алайя может быть обретена уже в двадцать лет, и, судя по балладам Тиа, они там не за ручки держатся, отнюдь. А дети — вдруг противоестественно. Зачем же оно вообще технически возможно?
