Впрочем, это и была уборка, но достаточно своеобразная. Под взглядом пронзительных золотых глаз было неуютно.
— Элла, прости, ты не должна заниматься такой работой, но я сильно порезал руку. — В доказательство наг показал приличный шрам от свежезалеченной раны, готовый вот-вот открыться.
— А почему он не может сам помыться? — спросила я. — В реке там или в озере? Как все драконы.
— Через несколько часов прибудут важные люди, — пояснил Тхэш. — И нет времени на путешествия. Тем более довольно прохладно, драконы тоже теплую водичку любят, не все красавицам нежиться.
Шутка не прошла. Я во все глаза смотрела на невозмутимого Ладона.
— Слушай, я не собираюсь мыть эту ящерицу перед приходом какой-то девки! — разозлилась я.
— Девки? — озадаченно переспросил наг. — Элла, прилетят ледяные драконы, обсудить ситуацию. Девушка сегодня не придет, ей уже сообщили. Пожалуйста, помоги мне сегодня.
С этими словами мне вручили ведро, щетку и указали на нечто вроде колодца. Ага, магия! Вода, наверное, бралась из растопленного снега, судя по пару, поднимавшемуся из колодца.
Вообще помещение было довольно странным. Зал, если это можно было так назвать, в котором сидел Ладон, ничем не отличался от многих, виденных мною ранее. Лишь размерами, пожалуй. Ангары в «Драконьих Авиалиниях» были меньше, наверное. Ни мебели, ничего. Голый пол, стены, высокий куполообразный потолок, и в центре всего этого лежит Ладон, флегматично взирая на наши препирательства.
— А почему он не может помыться в человеческом обличье? — нашлась я.
Наг посмотрел на меня как на идиотку.
— Элла, его ипостаси никак не связаны. Если Ладону-дракону отломают рог, кровь из башки Ладона-человека не потечет.
— А если дракон-Ладон подохнет, дракон-человек тоже? — с надеждой спросила я.
Но к тому времени уже поняла: от помывки не отвязаться.
— Начни со спины и крыльев, — посоветовал Тхэш. — Только на голову не лей, лишь пройди щеткой. Он не любит, когда вода попадает в глаза.
— Я что, по-твоему, драконов никогда не мыла?! — рявкнула и гордо направилась к колодцу.
Как, демоны его заберите, колодец оказался посреди зала? Нет, определенно надо за последние месяцы выучить что-нибудь из драконьей магии. Это ж можно ванну не выходя из комнаты принимать!
Зачерпнула горячей, приятной для кожи воды, взяла самую большую щетку и осторожно приблизилась к дракону. Ладон сам подставил хвост, чтобы я забралась к нему на спину. Когда идти уже было слишком тяжело, я остановилась, размышляя, как лучше его мыть: вылить воду и тереть щеткой или сначала пройтись мокрой щеткой по пластинам, шипам и коже?
Мыть-то я их мыла и раньше. Но в «Драконьих Авиалиниях» с ведрами не бегали, там бытовая магия была не столь извращенной, и существовали шланги с подачей воды под давлением.
— Ой! — Я взвизгнула, потеряв равновесие, и совершенно непроизвольно взмахнула ведром.
Устоять устояла, но вся вода оказалась… на морде Ладона. Капала на пол с носа, стекала ручейками по шее. Ладон закатил глаза. В них, к слову, вода тоже попала в приличном количестве.
— Простите, — пробормотала я.
И в довершение всего случайно смахнула на пол щетку.
— Э-э-э… я сейчас!
Пошла на штурм крепости уже со вторым ведром, отчаянно пытаясь в голос не ржать. Просто морда у Ладона в этот момент была совсем не устрашающая и какая-то очень забавная. Удивительно, как быстро ко всему привыкает человек. И удивительно, как быстро такой человек, как я, находит повод посмеяться в такой незавидной ситуации.
— Ты учти, я могу и не поймать, если вздумаешь лететь вниз, — сообщил Ладон.
Подумала. Оценила. Перепугалась. Высота — этажа два, свалюсь и раньше времени завершу план Ладона.
— Я не хочу лететь вниз.
— Я тоже не жажду спать рядом с пятном на полу, — хмыкнул дракон. — Может, пошевелишься?
Кое-как установив ведро и опустившись на колени, я начала тереть грубую драконью кожу, чувствуя себя при этом очень странно. Он же был человеком! Я помнила встречу в лесу и возвращение в замок, очень хорошо помнила каждую деталь его необычной внешности. А тут — дракон, единственный в своем роде.
Я увидела один отломанный шип, а еще старые рубцы от ран и порезов. Были среди них и свежие, из которых еще сочилась кровь.
— Больно? — спросила я.
— Переживу.
Это вряд ли. Повинуясь какому-то совершенно не свойственному мне желанию причинить боль, вылила горячую воду на одну из свежих ран. Ладон зашипел и дернулся было, но я все же удержалась на спине. А потом приложила холодную руку с заживляющим заклинанием и смотрела, как затягивается кожа, оставляя лишь шрам, коих у него было в достаточном количестве.
— И что это было? — спросил Ладон, когда я вернулась с очередным ведром.
— Я не опущусь до твоего уровня. И не буду выращивать в себе ненависть, способную меня убить. Ты сделал мне больно. Испугал. Посмеялся. Я отомстила.
— Ну так и мстила бы себе дальше, кто мешал-то?
Драконы, оказывается, умеют весьма красноречиво усмехаться.
— Мешаю себе я. Не хочу причинять никому боль. Даже тебе.
— Глупая девка. Твоя наивность привела тебя ко мне. Твоя показная доброта и игра в благодеяние привела тебя к могиле.
— Еще не привела. — Я занялась лапами.
Его лапами, разумеется.
— Приведет.
— Зато меня не мучает злоба и ненависть ко всему вокруг. А тебя — мучает.
Дракон как-то неопределенно хмыкнул:
— С чего ты решила?
— Я не вижу больше причин, по которым разумное существо может пытаться развязать эту войну. Ненависть. Злоба. Зависть. Боль. Выбирай сам.
— Идеалистка. Все-то у тебя сводится к простым человеческим чувствам. Мои мотивы многокомпонентны.
— Главный мотив все равно один, — возразила я и перешла на хвост.
Он молчал, пока я заканчивала помывку. И только когда я уже сложила щетки в пустое ведро и озадаченно огляделась в поисках Тхэша, огорошил вопросом:
— Как тебя называла мать?
— Что? — Я моргнула.
Упоминание о маме, такое неожиданное, отозвалось в груди болью.
— Как она тебя называла? Эллочкой?
— Элькой. Или… или Эльчонком.
— Глупо. Очень глупо твои родители поступили, разрешив тебе работать.
Это он к чему сказал? Отпустил бы, раз такой сентиментальный! У Ладона, похоже, были свои проблемы и свои мысли, узнать которые мне никогда не будет суждено. И пускай. Ненавижу только эту неопределенность, эти вечные метания в ожидании своей участи, жалость к родителям, к себе, к Рысу, которого, по словам дракона, тоже ждала смерть.
