Хартман понял, что сейчас умрет. Пытался отползти, истошно визжа - он не был человеком в этот момент, а сплошным комком животного страха, даже не ощутил, что не управляет своим кишечником, распространяя по кабине мерзкую вонь. Сейчас будет вспышка, взрыв, и небытие! А эти, из экипажа, что смотрят - мерзавцы и трусы, моя жизнь куда дороже, чем все ваши вместе взятые! В гестапо после будете доказывать, что вы не изменники и не заговорщики! Приказываю немедленно схватить этого, отобрать гранату! Иначе - ваши семьи в концлагерь! И где тут парашюты?
Никто даже не пошевелился в ответ на его визг. Русский перешагнул через тело Хартмана и скрылся в кабине пилотов. И летающая лодка накренилась на крыло, поворачивая влево, на север.
- Кажется, мы летим к русским, - сказал обер-фельдфебель. - Только бы нас не сбили при посадке. Надеюсь, этот иван знает, что делает.
- Идиоты! Трусы! Предатели! - заорал Хартман, осмелев от того, что непосредственной опасности нет. - Вас трое, все с оружием. Почему никто не стрелял?
Фельдфебель поискал по полу кабины, поднял и показал кольцо.
- Это ты видел, герр майор? Он бы разжал руку, и все, мы покойники. А я еще хочу вернуться в Штеттин, к своей Эльзе.
- В кабину! - скомандовал Хартман. - Скрутить его! Нас четверо, он один! И пилоты помогут. Должен же русский понимать, что сам тоже... Любой благоразумный человек...
- Это мы благоразумные, - сказал фельдфебель, - а он русский. Я с ними еще с той войны знаком. Бывают среди них такие, сумасшедшие. Взорвется, не задумываясь, лишь бы нас всех тоже. А я жить хочу. И ты, Фридрих, тоже ведь хочешь?
Бортмеханик закивал головой. Ни он, ни стрелок с бомбардировщика совершенно не желали лезть в драку. Смирившись с тем, что летят сейчас прямо в русский плен.
- Трусы! - крикнул Хартман. - Именем фюрера, приказываю!
- Видно, у тебя храбрости полные штаны, майор, - без всякого почтения усмехнулся фельдфебель. - Запашок заметен!
- Как разговариваешь со старшим по званию? - Хартман схватился за кобуру. И замер, увидев наставленный на себя парабеллум.
- Не дури, майор, - сказал фельдфебель, - нам жить охота, так что не делай нам проблем. А то ведь можешь сам за борт вылететь! Фридрих, возьми у него ствол! И без глупостей, майор, а то русский там решит, что мы собрались воевать, и разожмет руку.
Бортмеханик взял у Хартмана вальтер, вернулся на место. Гидросамолет летел на север, прямо над головой ревели моторы.
- Парашюты, - сказал Хартман, - предлагаю всем прыгать. Под нами пока еще немецкие воды.
- Прыгай, - сказал фельдфебель, - и сдохни. У нас индивидуальных лодок нет - есть шлюпка в хвосте, одна на всех, ее лишь на воде спустить можно. А в одном жилете плавать холодно, не больше часа проживешь. Да успокойся, майор - ты же не СС, тебя не расстреляют. А нас тем более - мы спасатели, никого не бомбили, и уж тем более не зверствовали. Кончилась для нас война - и слава богу, живыми останемся!
Хартман вдруг подумал, что все не так плохо. Лишь после сегодняшнего боя от группы "Цеппелин" осталось меньше половины. А куда бы их бросили завтра - а вдруг на Зеелов, на верную смерть? Вроде бы с простыми пилотами люфтваффе русские не были беспощадны? А жизнь не кончается с завершением войны. И даже если Германия будет оккупирована - вроде Сталин ничего не говорил об истреблении немецкой расы?
Что в этот день ему повезло спастись от смерти и в четвертый раз, Хартман узнал уже на допросе. Когда русский офицер как бы между прочим сказал:
- И будьте довольны, что вас приняли наши. А вот если бы вы попали к итальянцам... Они ваших в плен не берут, после того, что вы устроили в Риме.
Четыреста три сбитых, числящихся за мной? Это всего лишь пропаганда! Вы легко можете проверить по моей летной книжке, где записаны все мои "победы", сравнив с данными по своим потерям - без всякого сомнения, вы увидите, что в тот день и в том месте у вас не было сбито ни одного! Я всего лишь хотел почестей, славы, наград, чинов - как любой солдат во все времена! Я никогда не разделял нацистских убеждений и служил лишь Германии, а не сумасшедшему ефрейтору, вообразившему себя великим вождем! Меня сделали "величайшим асом всех времен и народов" исключительно ради поднятия духа люфтваффе! Да, господин следователь, это так! Простите, что вы сказали - кто такой Козьма Крючков?
Бедная Урсула и бедная мать! Их арестуют и бросят в концлагерь. Потому что Хартману пришлось сказать все про свою летную карьеру, боевой счет и даже про "безумного ефрейтора" по московскому радио, в передаче на Германию на немецком языке! Но отказаться было никак нельзя - потому что русские пригрозили, что выдадут бедного Эриха англичанам, а этих злопамятных британцев, оказывается, очень интересует, кто увлекался расстрелом спасающихся на парашютах английских пилотов над Атлантикой осенью сорок третьего! Или итальянцам - что они сделают с проклятым Церковью, за своего Папу, страшно представить, вполне могут вспомнить и про аутодафе! Так что надеюсь, что моя Урсула, любимая Уш, достаточно благоразумна, чтобы понять - лучше отсидеть в Дахау пару месяцев, чем стать вдовой. Если она меня любит, конечно. А может быть, даже не два месяца - как скоро русские возьмут Берлин?
Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка К-25, 19 марта 1944
Советская атомарина в зарубежном порту - не бывало такого никогда!
Впрочем, Специю назвать таковой сейчас сложно. Не знаю, как будет после войны - но пока это официально, территория Генуэзской военно-морской базы ЧФ СССР (напомню, что "военно-морская база" в данном случае не военный порт, а внутрифлотский аналог военного округа). И катера, что нас встретили и сопроводили на места стоянки, были не итальянцы, а наши "охотники", под советским военно-морским флагом. Уставной порядок обеспечивался, никаких недоразумений не возникло.
Для "Воронежа" отвели место в искусственной бухте - правильная прямоугольная форма, стенки в бетоне, размеры и глубина - хоть линкор ставь. После я узнал, что это и предполагалось, ковш для кораблей типа "Венето" - но таковых у итальянцев осталось лишь два, и оба не в строю. Зато скрыто от посторонних глаз, что немаловажно - может быть, итальянцы и союзники, но лучше им наших военных секретов не знать. И стемнело уже, а мы без огней заходили. На берегу, правда, целая толпа сбежалась - что за комитет по встрече?
Оказалось, наши! Родной, североморский спецназ, с которым мы начинали - только главный у них сейчас Смоленцев, он же Брюс. Большаков и Гаврилов большими людьми стали, один в Москве сидит, второй здесь, в Италии, в штабе Четвертого Украинского фронта. Пришвартовались нормально - и при первой возможности спешу пообщаться: хочется сведения о местной обстановке получить. Все ж в Полярном, не говоря уже о Северодвинске, мы своими стали, и нас знают, и нам все знакомо - а тут как?
- Семнадцатый год из нашего кино. За революцию все - но наверняка и контра где-то есть, затаилась! Фрицы Ватиканом себе очень сильно испортили - теперь за них лишь отморозки, полная мразота. До того дошло, что королевские карабинеры стали организованно за нас - серьезные ребята, за закон и порядок, южан ненавидят, как мы фрицев. Рабочие с верфей и матросы массово вступают в коммунисты, даже среди офицеров находятся такие. В целом же дезертирство на флоте процентов десять, и не все идейные, кто-то просто до хаты подался. Но выше всего - среди старших офицеров, точно по классовому подходу! Так что корабли, специалистов лишившись, пока "ограниченно боеспособны", наш Владимирский порядок наводит, мужик вполне нормальный - биография товарища Вараввы из кино "Офицеры": сначала кавалеристом в ТуркВО басмачей рубил, после, по комсомольской путевке, на флот. Здесь все в свои руки взял круто - никакой анархии не терпит. Так что на берегу спокойно - но поодиночке и ночью лучше не ходить, мало ли что про нас немцы знают?
