Лэн парил рядом, наслаждаясь происходящим.
– Ивон, у вас прекрасный обычай наказывать трусов, – сказал я. – Но теперь я ввожу новый. Наказывать подлецов.
Ударив со всего размаху, я рассек его правое крыло. Ивон закувыркался, падая вниз. Секунду я провожал его взглядом, потом сложил крылья и бросился следом.
Поймал я Ивона у самой земли. Схватил за волосы и довольно резко затормозил – в ладони остались вырванные с корнем пряди. Ивон верещал, как поросенок.
– Запомни, – опускаясь рядом, сказал я. – Нельзя быть подлецом. Никогда. Повторяй это по утрам. И может быть, доживешь до дня, когда Крыло откажется тебя держать.
На всякий случай я ударил и по левому крылу Ивона, а тот стоял, в ужасе глядя на меня и не пытаясь снять свой арбалет. Потом я взмыл вверх. Так быстро, что пущенная вдогонку стрела меня не догнала.
– Что ты с ним сделал? – спросил Лэн, дожидавшийся меня в небе. – Убил?
– Нет, порезал Крыло. Пусть идет в город пешком.
– Это позор, – серьезно сказал Лэн.
– Надеюсь. Как ты думаешь, он дойдет?
– Да что с ним, гадом, сделается? Сам доползет или караванщики подберут. Он как раз на их тропе.
– Полетели домой, – отбрасывая сомнения, сказал я.
* * *
Мы приземлились на площади – там, где меня ослепили три дня назад. И пошли в сторону нашего дома. Люди провожали меня взглядами, кто испуганными, кто удивленными. На полпути нам попался Шоки. Лэн с грустным видом тронул меня за плечо, я остановился, глядя перед собой сквозь черную повязку.
– Рад, что у вас получился вылет, – подходя, сказал Шоки. – Ты прекрасно летаешь, я видел. Прости.
И злость на него у меня почти пропала.
– Шоки, нельзя быть рабом законов, – сказал я. – Иначе будешь рабом и во всем остальном. Над горами мы встретили Ивона. У него возникли проблемы с Крылом, так что он придет домой пешком и не совсем в срок. Не беспокойтесь зря.
– Ничего не понимаю… – признался Шоки. – Данька, как ты это делаешь?
– Караван придет в город к завтрашнему утру, – словно не слыша вопроса, сообщил я. – Можете решать, кто будет к ним наниматься. И считайте, что мы с Лэном уже нанялись охранять их от нашего города до города торговцев.
– Вы уходите? – словно не веря своим ушам, воскликнул Шоки.
– Пойдем, Младший, – велел я Лэну, и мы пошли прочь. Метров через десять Лэн не выдержал:
– Данька, ты серьезно?
– Вполне.
– Но ты даже не спросил меня! Может, я не хочу уходить!
Я вспомнил Лэна таким, каким видел его Настоящим взглядом. И поинтересовался:
– А ты что, не хочешь?
Лэн молчал.
– Мы пойдем в город торговцев. Мы вытрясем все их тайны. Мы узнаем, где они ухитряются так лихо загорать, – постепенно распаляясь, говорил я. – И не смей врать, что ты не мечтаешь удрать из своего города!
Лэн ответил, когда мы уже подошли к дому:
– Да, мечтаю. Мне не нравится мой город! Только лучше бы ты не получил это свое Настоящее зрение и не видел меня насквозь! Данька, я не хочу, чтобы за меня решали!
Домой мы вошли молча. Каждый сам по себе. Лэн достал буханку, нарезал и принялся мрачно жевать черствый хлеб. Я таким самоуничижением заниматься не стал, выудил кусок вяленого мяса и с чувством вгрызся в него.
За этим занятием нас и застал Котенок. Он, наверное, мирно спал наверху, но почувствовал наше возвращение и сбежал вниз.
– Ого, – только и сказал Солнечный котенок, забрался на стол и улегся между нами.
С минуту он молчал, разглядывая то меня, то Лэна. И я со стыдом понял, что уж он-то все увидит действительно насквозь. Не спрячешься.
– Лэн, я буду говорить с тобой, – строго начал Котенок.
– Почему? – вскинулся Лэн. – Я ни при чем! И вообще с Данькой не ссорюсь.
– Я буду говорить с тобой, потому что с Данькой сейчас говорить бесполезно, – продолжил Котенок так же сурово. И сердце у меня сжалось. Это как бесполезно?.. – С Данькой сейчас большая беда, очень большая. Он получил немного Настоящего света и стал видеть Настоящим зрением. И сразу же решил, что теперь превратился в доброго героя, который видит всю правду и лучше всех знает, что кому надо делать. Попутно возвращая свет целому миру.
– Неправда! – завопил я. Но Котенок взглянул мне в глаза, и я осекся.
– Можешь выйти, – сказал Котенок. – Я говорю не с тобой, а с твоим единственным Настоящим другом. Лэн, у Даньки на радостях все перепуталось. Он думает, что если в его глазах – свет, то он ничего плохого сделать не может. А это не так. И Свет, и Тьма – это просто силы. Конечно, светом трудно сделать черное дело, а тьмой – высветить зло. Трудно, но можно. Будь ты хоть весь светящийся, это тебя не застрахует от ошибок и скверного характера.
– Так что же делать? – тихо спросил Лэн. – Чем я могу помочь?
– Прощай Даньку, когда он тебя обижает. Пойми, что он на самом деле хочет сделать все как лучше. Просто он теперь видит всех такими, какие они есть на самом деле, а иногда надо смотреть, какими они хотят быть.
– Хорошо, – сказал Лэн.
– И еще. Спорь с Данькой не потому, что он позабыл спросить твоего согласия – он же просто знал, что ты согласишься. Спорь с ним, когда он будет на самом деле ошибаться.
Лэн молча кивнул.
– А теперь, – поднимаясь, сказал Котенок, – я выйду и снова зайду. И когда вернусь, здесь все должно быть по-другому.
Когда Котенок вернулся, на столе для него стояло полное блюдце сливок, а в кресле напротив ждали мы с Лэном.
– Ого, – вновь сказал Котенок. Но совсем с другой интонацией. Лакнул для пробы сливки и одобрительно кивнул. – Как это у вас получилось?
– Сливки, что ли? – притворно удивился Лэн. – Их еще целый кувшин.
– Да нет же! Мяу! – прикрикнул Котенок. – Не морочь мне голову, ты прекрасно понял вопрос!
Мы с Лэном переглянулись и рассмеялись.
– Да никак, – ответил я за Лэна. – Мы просто посмотрели друг на друга, потом Лэн достал сливки, а я блюдце. Потом мы сели и стали тебя ждать.
– Пойдет, – решил Котенок. – Главное – без всяких глупых извинений и клятв в вечной дружбе. В общем, начинаем военный совет. А тебе, Данька, персональное напоминание: осторожнее с Настоящим зрением.
– Мы нашли торговцев, – первым начал Лэн. – Они завтра будут в городе, и Данька уже успел с ними поссориться.
– И за дело, – подхватил я. – Их трое, не считая охраны. Мужик с женой и дочка, противная, как ведьма. Мужик дал Лэну конфетку, кинул, как собачке! Я ее растоптал. А девчонка загорелая, она недавно была на солнце!
