– А флейта?
– Что флейта?.. Оставьте ее. Она вам больше не понадобится.
– Здесь оставить?
– Можно здесь. Потом вы положите ее на место, откуда взяли, и все сделаете как было… Поспешим, Вадим Николаевич, мои ребята уже проснулись. Я познакомлю вас…
Сказано: «мои ребята».
Не «адидасовские», не какого-то неведомого «мозга»-клона, о встрече с коим наивно мечтал Вадим.
Ее ребята!..
И Вадим, честно говоря, сейчас и не представлял уже, что может быть иначе, не помнил, не желал вспоминать, что еще вчера он ее и в расчет не принимал, обзывал бессловесной куклой… Мало ли что вчера было! Вчера он об утренней первой электричке как о спасении мечтал…
Разноглазую Зинаиду Вадим уже имел счастье знать лично. Остальные пятеро – исключая соню Константина – вольным строем стояли вдоль стены в столовой, как на дипломатическом рауте. Однако выглядели малость смущенными, скованными – не в стиле подобных раутов.
– Вот, – сказала Тая, – рекомендую, – и повела окрест царственным жестом, представляя всех разом.
Вадим пошел вдоль строя этаким свадебным генералом. Он не ведал, что испытывает генерал в таких случаях, но сам-то себя глуповато чувствовал: церемония выглядела чересчур официальной. Официальность подчеркивала строгая Зинаида. Она воспитанно и скромно шла сзади. Так министр иностранных дел сопровождает какого-нибудь чрезвычайного и полномочного посла, пока тот, сияя казенной улыбкой, мнет руки членам министерского кабинета. Впрочем, Вадим для них и был своего рода послом – чужой и чуждой страны, которую пусть поневоле, но пришлось признать…
Первым в «строю» оказался десятилетний молчун в тренировочных штанах. Вид заспанный, взъерошенный, неумытый.
– Дима, – назвался он.
– Тезки, значит?
– Ждите больше! – сварливо сказал Дима. – Димитрий я… – Он четко выделил в имени первое «и»: по-старинному, по-княжески.
– Димитрий он… – с досадой повторила Зинаида: мол, как ты простых вещей не улавливаешь? Был же Димитрий Донской, например…
– Извини, – сказал Вадим. – Ошибся.
– Ничего, – кивнул князь, прощая. – Бывает.
Следующими – по рангу или по ранжиру? – стояли двое в цветастых трусиках. Пловцы-лазутчики.
– Этих знаю, – сообщил Вадим. – Имел честь…
– Так мы ж не ручкались, – сказал старший. Протянул ладошку. – Витька я. Кочерженко. По паспорту – украинец.
– Болтаешь много, – сердито оборвала его Зинаида. – Какой еще паспорт выдумал? Тебе до него девять лет расти…
– Я ж вообще… – смутился Витька, украинец по паспорту. – Я ж для знакомства…
– Для знакомства и помолчать можно, – закрыла тему Зинаида.
Вадим украдкой взглянул на Таю и, встретив ее пристальный взгляд, быстро отвернулся: оказывается, она за ним следила. Почему? Хотела увидеть, как он отнесется к ее воинству? Что ж, первая реакция – всегда самая непосредственная. Если, конечно, человек не привык скрывать ее. А Вадим не привык… Ну и что с того? Пусть следит. Скрывать ему нечего! Хорошо он к ее воинству относится вопреки всякой логике. Сейчас бы – по логике – повязать всех и выпороть ремнем или веревкой, чтоб старших уважали. А он политесы разводит, «ручкается», как гражданин Кочерженко изволил выразиться. И что забавно – удовольствие получает…
Меньшого лазутчика Зинаида сама представила, поскольку Витька слова лишился:
– Колюн это. Сосед ваш по участку. Там, за лопухами, ихний забор… – и глазом на Вадима зыркнула: как, мол, он? Помнит ли про забор за лопухами? И про медную проволочку, к нему ползущую?.. Вадим помнил, но темы развивать не стал. Кивнул согласно, пожал маленькую жесткую ладонь. А Зинаида итог подвела: – Пять с половиной ему. Но умный…
Тогда, в поле, Колюн показался Вадиму совсем несмышленышем: пять лет – щенячий возраст. Да и эта привычка его – за Витькину штанину цепляться… Сейчас Колюн смотрел на Вадима серьезно и строго, словно прикидывал: стоит ли художника в свою компанию брать? Ровня ли он ему, Колюну?
Вадим подмигнул мальчишке, спросил:
– Ну и что ты решил?
Колюн ответил, будто ждал вопроса:
– Годитесь…
Выходило, что права Зинаида: умный он, Колюн. Телепат к тому же, мысли читает… Впрочем, тогда и Вадим тоже телепат: сумел понять Колюна и вопрос точный задал. А статья в журнале утверждает непреложно: телепатии не существует… Сегодняшнее утро сильно поколебало веру Вадима в непреложность журнальных аксиом.
– Спасибо за доверие, – сказал он Колюну. – Постараюсь оправдать… – Протянул было руку – потрепать мальчишку по стриженому затылку – и отдернул: не по уму фамильярность…
Оставались «адидасы». Они иронично улыбались: мол, превосходно понимаем нелепость ситуации, но – что поделать! – таковы условия игры. Не нами они придуманы, не нам их корректировать.
– Алик, – сказал левый «адидас».
– Алик, – подтвердил правый.
– Альберт, – разъяснил левый.
– Александр, – сообщил правый.
Ясно как день: давний розыгрыш, на многих проверенный и осечек ни с кем не дающий. И все же каждый раз – подумал Вадим – искреннее удивление собеседника доставляет им столь же искреннее удовольствие. Два близнеца, две копии, два Алика. Родители у них не без юмора. Своеобразного, правда…
– Ну а меня вы знаете, – сказал Вадим. – Церемония окончена, можно и подкрепиться. Самое время.
– Пойду чайник поставлю, – заявила Зинаида и, ни о чем Вадима не спрашивая, ушла на кухню. Как у себя дома… Наверно, частенько она заглядывала к деду Василию, привечал он разноглазую, как и Таю привечал. И не исключено: дождись он, пока подрастет Зинаида, – предложил бы и ей помело смастерить. В недалеком будущем – считал Вадим – оно бы ей подошло. Опять же, как и Тае…
Завтракали в молчании. То есть реплики были: «Передайте, пожалуйста, варенье…», или: «Плесни еще чайку, Зинаида!» И иные подобные. О главном – ни слова. А между тем напряжение в столовой явно достигло критической величины, и, попадись сейчас под руку обыкновенный лабораторный вольтметр, зашкалило бы его от невиданных перегрузок. Детишек просто распирало от желания задавать вопросы. Вадим, за минувшую ночь ставший профессиональным телепатом (на Колюне проверено!), с лету ловил их в воздухе и готов был поделиться тем немногим, что знал.
Кое-какие вопросы и у Вадима имелись, но до поры он тоже помалкивал. Жевал хлеб с вареньем, наблюдал за Константином, который привычно окунал рожицу в клубничную гущу. Легко себя Вадим чувствовал, даже весело, и молчание вопреки обыкновению не тяготило его. Напротив: помогло вернуть утерянную было способность рассуждать логически.
Железная логика его старалась вовсю приземлить возвышенное, таинственное, необъяснимое… А что, если флейта – всего лишь основа очередной провокации? Никакой дед никуда ее не прятал, а кто-то из них все-таки влез в мастерскую (ну, к примеру, у Таи ключ был, дед Василий многое ей доверял…) и подложил в шкаф запечатанный ящик? А Вадим его нашел, возликовал и сдуру начал дудеть. И они, притворившись загипнотизированными, явились к нему в дом…
