Света направила руку вниз, посветила, жалея, что никак не может сфокусировать лучи, исходящие из глаз змейки. Фонарь, канувший на берегу Волковки, был бы сейчас полезнее, хотя, с другой стороны, в нём давно бы сели батарейки…
«А если сядет, условно говоря, „батарейка“ кольца?» — пришла тревожная мысль.
Прежняя Света наверняка бы с ужасом обдумывала перспективу остаться не пойми где и в кромешной тьме. Света 2.0 восприняла мысль философски: «Когда сядет, тогда и займусь проблемой».
Каким скудным ни было освещение, постепенно удалось разглядеть: внизу не просто дыра в земле, а туннель, причём облицованный. Но не бетоном или кирпичом, а диким камнем. Каменные стены, полукруглый каменный свод. А внизу всё та же кембрийская глина, ничем не замощённая, лишь валяется кучка камней, выпавших из свода там, где образовался провал.
Внизу находилось куда более древнее сооружение, чем всё увиденное под землёй до сих пор, к тому же весьма приличных размеров: до верхней точки свода, пожалуй, ярда три, даже чуть больше, и Света задумалась: сумеет ли вернуться, если спустится вниз?
Ощупала края провала — вроде бы прочные, не обвалятся, если подпрыгнуть и зацепиться. Прикинула ещё раз высоту — и решила, что сумеет.
Место для прыжка выбрала тщательно, не хватает ещё подвернуть ногу на каменном обломке.
Алле гоп!
С удачным вас приземлением, Светлана Павловна…
И вновь она очутилась в положении главного персонажа известной картины «Витязь на распутье»: туннель тянулся в обе стороны, но никто не удосужился поставить камень с сакраментальной надписью: «Налево поедешь — коня потеряешь» и т. д. Точнее, учитывая местные реалии, надпись нужна иная: «Направо пойдёшь — крысы съедят, налево пойдёшь — в сухофрукт превратишься».
Покрытый письменами камень Света представила так зримо, что решительно свернула налево — как большинство нормальных людей, крыс она не выносила с детства. Шагала и пыталась понять, куда же угодила… Наверху, до прыжка, ей почему-то казалось, что туннель имеет отношение к старой железной дороге — к самой первой в России, построенной в позапрошлом веке и соединившей Петербург с Царским Селом. Дорога как раз проходила в этих местах, тянулась вдоль современной Витебской ветки, потом отклонялась в сторону. Мать рассказывала, что в её молодые годы ни рельсов, ни шпал, ни платформ, конечно же, уже не осталось, но из окон проезжающих на Пушкин электричек была хорошо видна старая насыпь и остатки сооружений: опоры разрушенных мостов через речки и ручейки и многочисленные туннели в тех местах, где старые дороги пересекались с насыпью. В общем, параллельно живой и действующей железной дороге протянулся бесплотный призрак её предка.
Огромный город в своём наступлении проглотил прадедушку Октябрьской ЖД и не заметил. А когда вдоль современных путей проложили автомагистраль, призрак первой российской железки растаял, словно от петушиного крика. Исчезли и мосты, и туннели, и сама насыпь, а уцелели лишь опоры двух мостов в районе Пушкина, оказавшиеся в стороне от строительства, да полуразрушенное здание первого российского вокзала.
Света видела вокзал, забиралась на уцелевшие опоры — сложены они были из камня, — и канувшие мосты с туннелями, по рассказам матери, были облицованы тем же материалом.
Немудрено было подумать, при беглом взгляде сверху, что перед ней один из тех туннелей, ушедший глубоко под землю, когда поднимали, подсыпали низменную пойму Волковки.
Но вблизи стало ясно — не так. И материал не тот: на старых железнодорожных мостах использовались гладко тёсанные гранитные блоки, а здесь — известняк с неровными краями. И камни тут разного размера, а там — одинаковые, как под копирку сделанные, да и крупнее… Ну и мелочи, заметные лишь вблизи и лишь историку: обработка камня, способ кладки… Этот туннель старше построек, возведённых волею императора Николая Павловича. На полтора-два века старше как минимум. И ещё: туннель такой протяжённости с железной дорогой ну никак не ассоциировался: Света шла и шла, туннель тянулся и тянулся. И заканчиваться не собирался.
Других версий появления туннеля у Светы не было. Не от недостатка информации — напротив, от хорошей информированности. Будучи историком, она прекрасно знала, что не строили в этом районе похожих подземных сооружений. Никогда. Ни за века существования Петербурга, ни при шведах, ни при Водской пятине Господина Великого Новгорода.
А это значит…
Это значит, что она совершила открытие? Невзначай, прогуливаясь?
Формально — да. О туннеле мог знать кто угодно, от его создателей до вездесущих диггеров, но открытым он будет считаться, когда о нём оповестят научный мир.
Пока не оповестили… Такая находка — не повод для сенсаций в СМИ, не Троя, раскопанная Шлиманом, — но в профильных изданиях информация должна была промелькнуть. Света напрягла свою суперпамять — нет, не было публикаций. Но почему? Здесь бывали люди, те же диггеры… Почему информация не просочилась? В наше-то время, когда все и всё выкладывают в Интернет, да ещё с комплектом снимков в придачу? Так почему?
Ответ пришёл скоро. Вернее, был на подходе…
Света не поняла, что произошло раньше: она услышала звуки впереди или же запульсировало кольцо на пальце.
Звук напомнил о глубокой осени, о ноябре, холодном, но бесснежном: ветер гонит огромную кучу листьев — жёстких, схваченных морозцем, — и они издают очень характерный звук: не то шуршат по асфальту, не то скребут.
Кольцо пульсировало не болезненно, но всё быстрее, словно втолковывало: сейчас не осень, сейчас весна, а впереди не листья…
Не листья, а что?
На самом деле Света знала ответ. Проанализировала саунд-трек и расколола загадку легко, как гнилой орех: по полу скребут когти, небольшие, но острые. А шуршат покрытые жёсткой шерстью шкурки, когда трутся о стены и одна о другую.
Впереди были крысы.
Крысы, сожравшие несчастную подружку любителя «Сникерсов». И всех иных, кто сюда попадал, всех до единого, и тем самым лишившие научный мир информации о древнем туннеле…
Камни, подстерегающие богатырей на распутье, иногда лгут. Виртуальный камень, который навоображала себе Света, тоже солгал. Крысы были не справа — слева, а теперь — впереди.
Прежняя Света, осознав такое, уже бежала бы назад, к провалу. Новая осталась на месте, помня, что хвостатые грызуны никогда не потягаются с человеком ни в спринтерском, ни в стайерском забеге: лапки коротковаты и обмен веществ не позволяет долго бегать. Шуршаще-скребущие звуки, в свою очередь, тоже не становились громче: их источник не приближался.
Но задача заключалась не в том, чтобы спастись, а чтобы пройти, куда шла, и решения обострившаяся память не находила… Издавать звук такой интенсивности должен был не десяток крыс и не сотня… Счет шёл на многие сотни, если не на тысячи. Испугаются ли они одного человека со слабым источником света в руке? Побегут ли, давя и калеча друг друга? Данных для однозначного ответа не хватало, а ставить эксперимент на себе не хотелось.
