Вот и вся обстановка. Всё как сорок лет назад, когда хозяева забрали самое ценное, а остальное бросили в обречённом доме.
Тени здесь не обитали либо никак себя не проявляли, и Света стала подозревать, что под землёй тени живут в одном-единственном месте — в голове её нового знакомого, и ведут в ней отчаянную войну с тараканами за жизненное пространство… Плевать, лишь бы вывел на поверхность!
На столе лежала газета и стояла пустая жестянка со свечой. Света обрадовалась: наконец-то нормальное освещение! До смерти надоело смотреть на всё в красном свете, да и ночное зрение не лучше — мир вокруг серый, одномерный, мёртвый… Потом вспомнила, что ни спичек, ни зажигалки у неё нет, зажечь свечу нечем, и тихонько выругалась. С вялым любопытством повертела газету: один лист, причём не первый, в углу название: «ПРАВДА». Заголовки бодрые, всё про трудовые успехи, а текст не прочесть — мелкий шрифт ночному зрению не поддался.
Затем ей в голову пришла одна догадка. Света пошарила на печке, потом рядом с ней и обнаружила на небольшом приступочке почти полный коробок спичек. Обрадовалась, но зря: исчиркала полкоробки, и ни одна спичка не зажглась…
Больше ничего интересного в доме не нашлось. Неинтересного — тоже.
Звуки концерта снаружи пока не доносились, хотя не исключено, что песни для теней исполняются беззвучно, вернее, звучат лишь в голове Охотника.
Ну и как тут прикажете отдыхать?
Завалиться на панцирную сетку и подремать час или два, пока будет длиться концерт?
Света чувствовала, что действие коктейля «Бодрость» идёт к концу, что тело и мозг потихоньку теряют бодрость. В случае чего кольцо предупредит об опасности… хочется надеяться… Но для гарантии можно поставить к двери стол и взгромоздить на него стул.
Нет, пожалуй, не стоит… Пободрствует пару часов, выдержит. Она уселась на стул, осторожно удерживая равновесие на трёх его ножках, — хоть какой-то отдых для натруженных ног, — и бездумно уставилась на стену: прокручивать в памяти калейдоскоп минувших событий не хотелось, думать о будущем — тоже. Света рассматривала узор обоев, пыталась понять, какого они цвета… Может, ночное зрение тут ни при чём? Может, всё вокруг и вправду серое и мёртвое…
И в этот момент она увидела тень. Тень на стене. Не свою.
Здесь не могла быть её тень, да и ничья иная тоже — при полном-то отсутствии освещения.
Тем не менее тень была, и даже двигалась: сначала смутная, размытая, но быстро обретшая чёткость очертаний.
Для проверки Света подняла руку — вдруг какие-то отсветы доносятся из окошка, однако тень руки на стене не появилась.
А вот чужая продолжала бесшумно скользить по серым обоям. Теперь можно было разглядеть, что это тень девушки — примерно такая же получилась бы, стой девушка посередине комнаты и свети в окно яркое солнце. Судя по контуру, изначально девушка была полностью обнажена, но быстро одевалась, правда, процесс одевания выглядел странно, поскольку теней одежды на стене не появлялось, и лишь по характерным движениям и по изменениям силуэта можно было понять, что происходит: завела руки за спину, и контур груди стал чуть-чуть иным — надела бюстгальтер, ведёт руки вниз, а потом вверх — натягивает трусики… Стул или табурет, на который девушка уселась, чтобы натянуть колготки, тоже не отбрасывал тени, и пантомима «Силуэт на полусогнутых» получалась весьма забавной…
Света, затаив дыхание, следила за безмолвным театром теней. Нет, за театром одной тени. Вот девушка выпрямилась, замерла, держа руку у головы, и Света не сразу взяла в толк, что та делает: причёсывается? Нет, нет, догадалась — говорит по телефону. Поговорив, девушка-тень заторопилась и в оставшуюся одежду облачилась гораздо быстрее. Потом шагнула в сторону и пропала, хотя на обоях оставалось ещё достаточно места.
Охотник не обманул. Тени здесь безобидные…
Света некоторое время всматривалась в стену: покажут ли ей акт второй после антракта?
Не показали…
Вместо этого начался концерт.
Судя по силе звуков, доносившихся из-за окна, Чёрный Бард — кем бы он ни был — таскал с собой неслабую звукоусиливающую аппаратуру. Или же в пещере была удивительно удачная акустика.
Гитарный проигрыш показался Свете знакомым. Мелодию не вспомнила, но манера игры… кажется, слышала нечто подобное… Потом зазвучали слова, и сомнения исчезли: ну точно, он.
Глубокий низкий голос, недоброжелатели могли назвать его гнусавым или гайморитным, а фанаты — оригинальным и неподражаемым. В любом случае — прав, прав Охотник! — тембр неповторимый и единственный, ни с кем не спутаешь.
Свете этот голос никогда не нравился. Песни его обладателя — тоже. Без особых причин, просто — не её. Но отец с матерью, пока были живы, оставались верны увлечению молодости и, окажись они вдруг здесь и сейчас, наверняка присоединились бы к фанатеющему масану.
И именно в память о родителях она решила выйти из дома и посмотреть на концерт. Тем более что песня показалась новой… Света, естественно, не знала наизусть все альбомы и могла ошибаться, но всё же… Неужели сумел сочинить что-то ещё?
Концерт проходил на небольшой площади, скорее, в прогалине между домами, и был действительно камерным: на невысоком возвышении виднелся силуэт человека с гитарой, и всё — ни микрофона, ни звукоусиливающей аппаратуры, ни подпевки-подтанцовки…
А перед возвышением — силуэт единственного зрителя, с характерной Г-образной конструкцией над плечом.
Масан сидел на табурете, но рядом с ним, по правую руку, стоял пустой стул с высокой спинкой, очевидно предназначенный для Светы, если вдруг передумает и придёт. Оба предмета меблировки, без сомнения, были позаимствованы из окрестных домов.
Она сначала собиралась постоять тихонько в сторонке, но передумала и решила составить компанию Охотнику. Исполнители не любят пустые залы, а так численность публики сразу увеличится вдвое…
Смешно, но к стулу с высокой спинкой она начала пробираться пригнувшись, словно сзади могло прозвучать шиканье недовольных зрителей. Начала — и поняла вдруг, что жестоко ошиблась насчёт публики: зал-прогалина оказался наполнен, забит под завязку, ни одного свободного места. Света просто смотрела не туда…
Смотреть надо было под ноги.
Под ногами двигались тени. Много теней, ровные ряды, заполнявшие всю прогалину. Такие тени могли получиться, если бы со сцены светили прожектора на зал и зрителей. Тени мужчин, тени женщин, тени подростков, а больше всего теней молодёжи в унисексовых одёжках, так что даже по прическам не понять, кто есть кто…
Она обратила внимание, что тени были одеты по-разному: кто-то в лёгкой летней одежде, кто-то в зимних куртках… Как раз закончилась первая песня — Света её практически не слышала, — публика беззвучно зааплодировала, а тени молодых принялись вскакивать, подпрыгивать и размахивать руками. А самое интересное, что мебель в этом театре теней — в отличие от того, на обоях, — отображалась. Причём мебель совершенно разнородная: можно было разглядеть тёмные контуры концертных кресел с подлокотниками, пластмассовых сидений, стульев, табуретов, спартанских скамеек и лавок. Одна тень сидела на чём-то, напоминающем силуэт решётчатого ящика из-под пива. Короче говоря, каждая из теней заявилась со своим посадочным местом.
