Ничего не разыскала. Поблуждала, поблуждала — и выбралась. Да и то не сама, вывели за руку…
Хотя нет… кое-что она всё-таки приобрела… довольно странную вещь: способность втиснуть в голову совершенно несовместимые понятия. Она до сих пор не верила в существование призраков умерших людей. Но знала, что они есть, что существуют, скользят тенями по стенам и полу огромной пещеры без единого источника света. Она не верила в крыс с фокстерьера размером — но знала, что там, внизу, лежит, по меньшей мере, одна такая. Она не верила в оживающие псевдоразумные кольца — но знала, что одно такое носит на пальце.
Знание и неверие уместились в одной голове, притаились, прижавшись к противоположным стенкам черепа, как два паука в банке, выжидающие момент, чтобы броситься в смертельную схватку и выяснить, чей сегодня день и кому суждено сожрать другого.
Дорогу Света не выбирала, ноги сами несли к дому. Ноги и одна фраза, услышанная под землёй, целую вечность назад. Фраза, сказанная о Кирюше: «Через два часа он будет дома, хочешь верь, хочешь нет».
Она не верила. Но, не будь этой фразы, спала бы сейчас на скамейке в Парке Интернационалистов.
Дошла. Потом неимоверно медленно поднималась на шестой этаж пешком. Чугунная голова не вспомнила о существовании лифта. Потом, у двери, долго искала в карманах ключи. Связка лежала сейчас на берегу Волковки, или в бесконечных подземных лабиринтах, или… Ключи нашлись во внутреннем кармане. Сил обрадоваться не осталось.
Кирюши дома не было.
Она не удивилась. Надо идти в полицию. Ноги обречённо двинулись к двери, но тут голова, в краткий миг просветления, вспомнила о существовании телефона.
Она сняла трубку с городского аппарата. Подержала в руках и положила обратно. Бесполезно. Предложат прийти и написать заявление. Она придёт, дежурный попросит подождать, и… Нет, он сразу может определить её в «обезьянник». В зеркало Света специально не смотрелась, но факт, что бомж принял её за своего поля ягоду, говорил сам за себя.
«Интеллигент», — шепнул на ухо застенчивый голос. Чей, она не задумалась. Может, заговорила электрическая розетка? Всё равно. Не важно.
«Кто-кто?» — не поняла Света.
«Добрый следователь», — подсказал утюг.
Визитка нашлась сразу. Но добрый следователь Кривецкий наверняка ещё спал. Пусть поспит ещё немного.
Душ. Контрастный. Ледяной, затем горячий, обжигающий, снова ледяной.
Две чашки крепчайшего кофе. Эх, Наташка, где ж твой кофеин…
«Самой не хватает, — сказала эгоистка Наташка. Этого экзамена у меня нет, выкручивайся сама…»
Она выкрутится. Главное — сохранять вертикальное положение. Не присаживаться. Тем более не ложиться. Кофе пила стой.
Вновь телефон. Номер, удачно набранный лишь с третьей попытки.
— Кривецкий слушает. — Голос заспанный, недовольный.
— Это Светлана Кузнецова, помните?
— И?
Не помнит…
— Яблоневый сад… Мотоциклисты… Морг…
— А-а-а… — вспомнил Кривецкий. — Что стряслось?
И она наконец-то произнесла слова, которые должна была бы сказать этому человеку ещё много часов назад:
— У меня украли сына.
Глава 17
КАК ТОНУТ КОНТИНЕНТЫ
Звонил городской телефон — резко, громко, требовательно, а в промежутках между его трелями слышалось деликатное мурлыканье мобильника.
Света тут же вскочила — спала не раздеваясь, ждала звонка от Кривецкого, даже во сне ждала, — но, очевидно, пробудилась не сразу: пока соображала, за какой телефон схватиться, замолчали оба.
Потом она стояла над городским, держа в руке мобильник — ну, перезвоните хоть кто-нибудь, что такое, то густо, то пусто, — не дождалась, решила перезвонить сама по мобильному, открыла список пропущенных вызовов, и тут зазвонил городской.
— Слушаю! — выкрикнула она, сорвав с рычага трубку.
— Почту проверь, — произнёс незнакомый голос.
И тотчас же запиликали короткие гудки.
Света возмутилась — вот выбрал же, козёл, время для телефонных шуток! — а потом сообразила и бросилась к компьютеру.
Голос явно не принадлежал похитителю, звонившему вчера несколько раз — тембр иной, и чувствуется акцент, глубоко-глубоко упрятанный… Но это ничего не значит. В туннеле переговоры тоже вёл кто-то другой.
Проклятая железяка загружалась бесконечно и томительно. И это стало пыткой. Почти такой же мучительной, как недавний визит в полицию.
Тот визит обернулся адом. Вообще-то и в нормальном состоянии общение с полицией райского наслаждения не доставляет. А уж в её тогдашнем…
Она почти не понимала, что делает, и все поступки за неё совершала какая-то другая женщина — находившаяся в том же теле, но другая. Другая отвечала на вопросы Кривецкого и ещё двоих людей, ни имена их, ни звания в голове не отложились. Другая не сумела написать заявление о похищении — они сочинили сами и дали на подпись. Пришлось подписывать ещё много бумаг — другая рисовала на них Светину подпись, не читая, она не умела читать, буквы и слова прыгали перед глазами и сливались в бессмысленную абракадабру. Лишь на пару мгновений Света перехватила управление на себя, успела возмутиться строчками о двух инъекциях «неизвестного мне наркотика», но спорить сил не было, а другая уже выводила автограф.
Самое страшное — она не помнила, что говорила людям в штатском и людям в погонах. Зрительные образы в голове задержались, но звукоряд отсутствовал.
Потом её куда-то везли на машине, опять на заднем сиденье, и она отключилась. Потом — сразу, без перехода, — был кто-то в белом и шприц, медленно наполнявшийся венозной кровью. Потом, как-то сразу после шприца, она очутилась дома, раздираемая противоположными стремлениями: упасть и уснуть, а ещё лучше умереть и не спать и дождаться звонка от Кривецкого. Она умудрилась и исхитрилась сделать и то и другое разом: спала и видела сон, что ждёт звонка. Несколько часов полусна, полубреда. Потом зазвонили телефоны, и во сне, и наяву. Сразу оба.
Компьютер наконец-то загрузился. Почтовый ящик порадовал десятком новых писем: сплошь ерунда, типа, «Пользователь Имярек добавил Вас в друзья», но одно выделялось незнакомым адресом и темой, написанной капсом: ВАЖНО!!
К важному письму был прицеплен видеофайл.
Она долго медлила. Гораздо дольше, чем загружался компьютер. Она боялась. Боялась увидеть и услышать что-то очень страшное, такое, о чём даже думать себе запрещала…
Потом всё-таки пустила файл на воспроизведение.
На экране появился Кирюша. Живой. На вид целый и невредимый. Несколько секунд смотрел молча в камеру, потом заговорил:
— Мама, я очень скучаю! Дядя… очень хороший, у него много игрушек, и он обещал мне железную дорогу, маленькую, но настоящую, там пассажиры очень маленькие, но живые. И машинист! Машинист на паровозе живой и гудит. Но я всё равно скучаю. Когда ты придёшь? Ты обещала, что скоро придёшь, и не идёшь. Дядя… сказал, у тебя дела, но ты приходи скорее, ладно? Здесь хорошо и весело, но я скучаю. А ещё дядя… сказал, что мой папа мог не совсем погибнуть и, может быть, он…
