«Вылитый Монмартр!» – почему-то подумала она с восхищением, хотя во Франции, да и вообще за границей ей бывать пока не приходилось. И внизу был не Монмартр, а самый настоящий Невский проспект. Тоже неплохо.
«Мансарда,– всплыло в Катиной голове.– Сережа. Офисы от ста квадратных метров. Всё, вспомнила. Я теперь здесь живу».
Соседа Катя заметила не сразу. Неудивительно. Он стоял довольно далеко, шагах в тридцати, на другом конце площадки. На нем был балахонистый спортивный костюм такого же желтовато-серого цвета, как каменные перила, стены и бетонное покрытие под ногами. И сам он был очень похож на кубышки-столбики ограждения. Такой же массивно-округлый толстячок небольшого роста.
Толстяк стоял совершенно неподвижно, вытянув вперед правую руку, вокруг него вились голуби… Всё ближе, ближе…
И вдруг – молниеносное движение – и одна из птиц оказалась в руке толстяка. Катя от удивления тихонько пискнула. Толстяк обернулся и тут же решительно направился к ней.
Катя слегка испугалась. Мужик был довольно-таки страшненький. Хоть невысокий, но широченный, с грубыми чертами лица и большой головой, вросшей в необъятные плечи. Он целеустремленно шел к ней, зажав в руке пойманного голубя.
Катя попятилась, опасливо отодвинулась от перил, словно опасаясь, что мужик сейчас схватит ее свободной рукой и скинет вниз…
Но толстяк не стал ее хватать, остановился в трех шагах и совершенно обыденно поинтересовался:
– У тебя соль есть?
Катя молчала. Ступор какой-то.
– У тебя соль есть, спрашиваю? – настойчиво, даже сердито повторил мужик.
– Я… не знаю,– промямлила Катя.
У толстяка было квадратное лицо, сплошь состоящее из массивных выступов: надбровных дуг, приплюснутого широкого носа, торчащих скул, тяжелого подбородка.
«Морда просит кирпича»,– всплыла откуда-то поговорка, очень точно описывающая внешность ее собеседника. Создавалось впечатление, что если взять кирпич и треснуть с размаху по этой физиономии, пострадает не физиономия, а кирпич.
– Как это – не знаешь? – удивился толстяк.– Что тут знать? Соль или есть, или ее нет!
Уши у него были маленькие, бесформенные, какие-то расплющенные. Где-то Катя читала, что такие уши бывают у профессиональных борцов.
«Наверное, он спортсмен,– подумала Катя.– Бывший».
Очень похоже. Еще Катя слыхала, что все бывшие спортсмены в Питере – бандиты.
«Наверное, он бандит»,– подумала Катя.
И почему-то сразу перестала бояться.
– Соль? – переспросила она.– Пошли поищем.
Только перелезая через подоконник, она увидела свое бедро в пупырышках гусиной кожи, Катя сообразила, что на ней – только рубашка, трусики и босоножки.
Толстяк на ее голые ноги не смотрел: очень ловко перемахнул через подоконник и остановился, оглядываясь. Его широкие ноздри смешно зашевелились.
– Соль, наверное, в шкафу,– сказала Катя и быстренько ушмыгнула в комнату.
Когда она, уже в джинсах, снова появилась на кухне, толстяк уже нашел соль и теперь с подозрением обнюхивал голубя.
Услышав шаги, толстяк поднял голову.
– Будешь? – спросил он.
На изменения в Катиной внешности он внимания не обратил.
– Буду – что?
– Птицу есть будешь? – нетерпеливо спросил толстяк. Похоже, Катина заторможенность его слегка достала.
– Эту?
– Нет, фламинго из королевского парка!
Катя хихикнула. Ей вдруг стало смешно.
«А он прикольный!» – подумала девушка.
– Нет, не буду.
– Дело твое,– сказал толстяк.
– Я вас оставлю ненадолго, ладно? – вежливо попросила Катя.
Толстяк милостиво кивнул, и девушка выскользнула из кухни.
Вернулась она минут через десять, приведя себя в относительный порядок. Относительный, потому что голова разболелась еще сильнее, и в животе тоже было нехорошо.
«Никогда больше не буду пить водку! – решила Катя.– В первый и последний раз!»
Толстяк-сосед сидел на подоконнике, скрестив ноги, и был очень похож на статуэтку Будды, которая стояла в спальне Катиных родителей. Только в отличие от Будды толстяк не улыбался.
Голубя он куда-то спрятал.
«Хоть бы он ушел»,– подумала Катя.
Не то чтобы он был ей неприятен, но сейчас ей больше всего хотелось лечь и положить на лоб мокрое полотенце.
– Голова болит? – угадал толстяк.
– Угу,– сказала Катя.– Может, мы с вами как-нибудь в другой раз…
– Обязательно! – перебил ее сосед и протянул руку. Ладонь у него была шириной с лопату.
Катя тоже протянула руку… И тут толстяк сделал нечто совершенно неожиданное. Быстро лизнул собственную ладонь и накрыл ею Катино лицо. Целиком.
Катя опешила настолько, что даже не пыталась вырваться. Испугаться она тоже не успела – только ощутила влажное прикосновение. Толстяк держал ее не больше пары секунд. Потом отпустил, растопырил толстые пальцы, дунул на ладонь: ф-фух!
И голова у Кати перестала болеть. Совсем. Зато мысли в ней совсем перемешались.
– Спасибо за соль,– сказал толстяк.– Пока! – И ловко, как мячик, перемахнул через подоконник.
– Эй! – слабым голосом проговорила Катя.– Погодите…
Толстяк остановился.
– Как вас зовут, можно узнать?
– Можно. Друзья зовут меня Карлс-сон! – Букву «с» он протянул, словно присвистнул.– А тебя как зовут, малышка?
– Катя.
Карлссон задумчиво пошевелил бровями.
– Нет,– сказал он.– «Малышка» мне больше нравится. Пока, Малышка!
Перемахнул через подоконник и был таков.
Через минуту Катя справилась с растерянностью, перелезла через подоконник на площадку, обошла ее кругом и убедилась, что другого выхода (если не считать края крыши над головой и еще одной крыши пятью метрами ниже) отсюда нет – только через ее квартиру.
«Может, он улетел»,– подумала Катя.
Ну да, как и положено Карлссону.
Катя почувствовала неожиданный прилив веселого оптимизма. Даже вчерашний провал на экзамене уже не казался трагедией. Как-нибудь все образуется. Надо только работу найти…
Позже, прибираясь, она нашла на кухонном полу две голубиные лапки.
Глава четвертая
Большой Босс принимает Катю на работу
Нашему королю не нужны вассалы, умеющие только поддакивать. Если он говорит «нет», мы все говорим «нет».
