– Это уже не наши,– сказал он Асову, сел в машину и уехал.
И Катя тоже все поняла, повернулась и побрела куда глаза глядят. Она шла так, словно на улице никого нет, и ей уступали дорогу. Потому что человеку с таким лицом нельзя не уступить дорогу. А Кате очень хотелось заплакать, но она не могла.
Так она шла и шла, пока не уткнулась в того, кто дороги ей не уступил.
– Катенька, милая, что с вами?
Катя подняла голову и увидела Селгарина.
– Что с вами, Катенька? Что случилось?
Катя молчала. Она просто не могла говорить.
– Пойдемте-ка в машину! – решительно сказал Эдуард Георгиевич и увлек ее за собой.
Катя не сопротивлялась.
И в машине, той самой, красивой, с белыми кожаными сиденьями и откидывающейся крышей (сейчас она была поднята), она наконец расплакалась.
– У меня друг погиб,– прошептала она.– Очень близкий друг… Только что…
– Господи, бедная девочка! – Селгарин обнял Катю, вытер ей слезы пахнущим лавандой носовым платком.– Что же нам теперь делать?
Катя не обратила внимания на это «нам».
– Не знаю… – проговорила она.
– Ладно, поехали! – принял решение Селгарин.– Я знаю здесь поблизости одно спокойное место. Там мы все обсудим и решим, что делать дальше.
Глава тридцать пятая
Олигарх
Эльфийский омолаживающий крем: вечером наносишь на кожу лица, утром твое лицо покрывается превосходными подростковыми прыщами.
Маленький ресторанчик, где Селгарина хорошо знали и называли по имени-отчеству. Столик на двоих в нише у окна, выходящего на маленький зеленый двор. Бесплотный официант, классическая музыка, Григ, кажется…
В другое время Кате бы здесь ужасно понравилось…
Селгарин настоял, чтобы она прежде всего выпила рюмку коньяка. Коньяк был настолько мягкий, что казался сладким. Катя такого никогда не пила. Она ощутила его вкус, даже несмотря на свое состояние. Не спрашивая Катю, Селгарин заказал ей какой-то салатик, пирог… Катя ела, не обращая внимания на то, что ест, но много. На нее всегда нападал жор, когда она нервничала.
Сам Эдуард Георгиевич почти ничего не ел. Выпил стопку водки, закусил махоньким, размером с ноготь, бутербродиком с черной икрой. Потом ему принесли кофе, аромат которого Катя ощутила раньше, чем официант поставил его на стол.
Наевшись, Катя немного успокоилась, выпила еще одну рюмочку, и Селгарин очевидно решил, что она готова к разговору.
– Ваш друг – это тот, что упал из окна? – спросил он.
– Откуда вы знаете?
– Я ведь ехал мимо,– пояснил Селгарин.– Видел тело… То есть тела. Нетрудно догадаться.
– Он не выпал из окна,– сказала Катя.– Он упал… с крыши.
– Вы наверняка знаете, что он мертв? Я знаю случаи, когда…
– Он мертв,– безжизненным голосом произнесла Катя.– Я знаю точно. И еще перед этим в него стреляли. Тот, второй… – Она потянулась к рюмке, но рюмка была пуста. Селгарин тут же налил ей еще коньяка.
– Он… Тоже умер?
– Да. Сдох! – добавила она яростно.
– Спокойней, Катенька… – Селгарин коснулся ее руки, заглянул в глаза.
«У него такие же глаза, как у Карины,– отметило Катино сознание.– Может, даже еще синее и еще больше». В прекрасных глазах Селгарина светилось искреннее сочувствие. Он понимал и разделял Катину боль.
– С вами, Катенька, случилось огромное несчастье,– произнес он мягко.– Но боюсь, смертью вашего друга ваши, Катенька, беды не закончатся.
– Почему?
– Если бы он выпал из окна…(С крыши, поправила Катя). …С крыши, просто упал, это было бы огромное несчастье. Но если в него стреляли, если его убили, то все намного усложняется. Вы не знаете, почему в него стреляли?
Катя замотала головой.
– Уверены? Вы же сказали – это был ваш близкий друг…
– Не в этом смысле.
– Я тоже – не в этом смысле,– произнес Селгарин.– А в том, что вы можете быть посвящены в его… дела.
– Нет! – Катя сказала это чересчур пылко.
Селгарин покачал головой.
– Вы мне не верите? – воскликнула Катя.
– Я – верю. Но другие… Другие могут не поверить. У него могли остаться друзья, которые сочтут вас виновницей его гибели. Могут?
– Могут… – прошептала Катя. Она вспомнила покрытые серой шерстью лапищи тролля, передушившие ее похитителей, как цыплят…
– У него могут остаться враги, которые знают о вашем существовании. Они могут счесть вас нежелательным свидетелем.
– Могут… – прошептала Катя.
Наверняка знают… Ведь какой-нибудь час назад ее едва не украли.
«Беда никогда не приходит одна,– говорила Катина мама.– Всегда – с детками».
«Мама… – подумала Катя.– Мама и папа…»
Сесть на поезд и уехать домой, в Псков. Прямо сейчас. Но паспорт ее остался в мансарде. И деньги тоже. Выбегая из квартиры, она захлопнула дверь, но ключ, к счастью, оказался в кармане. Хоть в этом повезло…
– Не стоит,– сказал Селгарин.
– Что – не стоит?
– Вы думали о том, чтобы вернуться в квартиру. Так вот: этого делать не стоит. По крайней мере – сейчас. Ведь кроме товарищей и врагов вашего друга есть еще и правоохранительные органы. Не думаю, что вам стоит с ними встречаться именно сейчас.
– А что изменится потом?
– Потом, Катенька, может измениться многое,– сказал Селгарин.– Не забывайте, что эта мансарда все-таки не ваша, а наша. То есть принадлежит нашей фирме. И заострять внимание на вашем пребывании там совсем не обязательно. Так удобнее и вам, и нам. В первую очередь – вам, потому что мы умеем правильно общаться с правоохранительными органами, а вот вас они могут обвинить в чем угодно. Им же главное не убийцу найти, а дело закрыть.
– Но зачем его искать! – воскликнула Катя.– Он же тоже разбился!
Селгарин молчал. Многозначительно. И Катя вспомнила, как толстый опер Асов пытался ее арестовать… Он ее наверняка узнает…
– Так что же мне делать, Эдуард Георгиевич? – беспомощно спросила она.
Селгарин погладил ее по руке. Ничего эротического не было в этой ласке: так прикоснуться к ней могла бы и женщина.
– Мы вас не бросим,– пообещал он.– Вы наш сотрудник. Более того, вы – юная красивая девушка. Если я оставлю вас на произвол судьбы, я себя уважать перестану!
– Спасибо… Спасибо вам… – прошептала Катя. Ей вдруг стало легко и спокойно. Она снова была не одна… И тут Катя вспомнила Карлссона и опять разревелась.
