— Господин председатель!
Рассерженный цэрэушник бесцеремонно перебил Марину.
— Господин председатель, мне кажется, что надо остановить свидетельницу. Информация о нашем агенте не подлежит огласке.
— Но почему? Я рассказываю только то, что узнала от самого Майкла.
— Мисс Гусеева…
— Если эти сведения ложные, поправьте меня… Вот и узнаем истину.
— Я здесь не для того, чтобы обсуждать личность и биографию агента.
— А тогда для чего же, господин О’Нил?
Это впервые вмешался сенатор Мундт. Он решительно подался к своему микрофону, гневно вскинув брови, наморщив свой широченный бледный лоб. Мундт выглядел еще высокомерней, чем обычно, даже начальственно, как всеведущий профессор на экзамене.
— Чтоб нам попросту сообщить, что вы не имеете права ничего сообщить?
— Была договоренность с прокурором Коном, что я оглашу имеющиеся в распоряжении ЦРУ сведения о Биробиджане, — стал оправдываться ирландец, — а не об агенте.
— У прокурора своя компетенция, у Комиссии — своя, господин О’Нил. Мы обязаны выяснить все обстоятельства гибели агента Эпрона…
Маккарти постарался его утихомирить:
— Сенатор Мундт, можно было бы…
Даже не взглянув на него, Мундт совсем разошелся:
— Господин председатель, не могу понять, почему свидетель уклоняется от вопросов, не представляющих угрозы для национальной безопасности?! Миссия в Еврейской области уже пять лет как закончилась. Вчера прозвучала фамилия Эпрон. Если господин О’Нил не желает нам осветить деятельность этого агента, пусть хотя бы не мешает мисс Гусеевой.
Несмотря на свой гнев, Мундт постарался верно произнести Маринину фамилию. Может быть, ей и на него удалось произвести впечатление? Одарив сенатора благодарной улыбкой, Марина произнесла вкрадчиво:
— Майкл приехал в Биробиджан весной 42-го, через пару месяцев после атаки на Пёрл-Харбор.
Решив, что этого достаточно, Вуд уже воздел свой молоточек. Но Мундт его опередил.
— Так или нет, господин О’Нил? Уверен, что это не представляет государственной тайны.
Ирландец беспомощно глянул на Маккарти и Никсона. Те — ноль внимания. Отложив молоточек, Вуд проворчал:
— Вы можете ответить сенатору Мундту, господин О’Нил?
— Не помню точно, надо свериться с документами, — раздраженно откликнулся ирландец.
— Господин О’Нил… — было начал Мундт.
— Могу только повторить, господин сенатор: точную дату не помню. Утром я уже сообщил: была необходимость туда послать наших парней, чтобы приглядели за дядей Джо. Их отправили почти официально. Когда Гитлер напал на СССР, первые полгода казалось, что Советам крышка. В наших интересах было помочь русским. Мы им помогли грузовиками, станками, медикаментами и вооружением, конечно. … А когда япошки грохнули Пёрл-Харбор, нас уже больше интересовала Маньчжурия. Японцы копошились под самым боком у Сталина. Наши интересы тем более сошлись. Русские оказались между молотом и наковальней, так ведь? Все силы они бросили на оборону Сталинграда, но еще надо было прикрывать задницу от япошек на Дальнем Востоке. И к тому же мы добыли сведения, что японцы в Маньчжурии фабрикуют новое оружие для боев на Тихом — в Харбине, прямо напротив Биробиджана. Вот мы и старались держаться к ним поближе. Предложили помочь Еврейской области врачами, медикаментами. Лекарств и долларов не пожалели. Советы не слишком-то заботились о здравоохранении…
Но Мундт продолжал гнуть свою линию:
— Как я понял, вы подтверждаете показания свидетельницы. Значит, ваш агент действительно проник на советскую территорию в 42-м?
Ирландец ткнул пальцем в сторону лежавшего перед Вудом пакета.
— Там изложены все детали операции, которые меня уполномочили предоставить Комиссии.
Опередив очередной вопрос Мундта, Вуд грохнул молоточком.
— На данный момент, сенатор, Комиссия может удовлетвориться пояснениями господина О’Нила.
И глянув на часы, сухо добавил:
— А сейчас — обед. Перерыв до трех.
Столь неожиданный финал нас огорошил. Все недоуменно переглядывались. Мундт окинул председателя своим высокомерным взором. Сунув драгоценный пакет в портфель, Вуд что-то буркнул. Никсон оскалился. Кон, покинув прокурорское кресло, уставился на Маккарти. Ободряюще подмигнув ему, сенатор перевел взгляд на цэрэушника. Тот глазел на Марину, застегивая кожаную папку. Марина поспешила аккуратно разгладить свою белую кофточку, пока копы не защелкнули наручники.
На меня она ни разу не взглянула, будто вообще не заметив моего присутствия.
Стоило копам вывести Марину, зал мгновенно опустел. Кон удалился через главный вход рука об руку с ирландцем. За ними следом — и Маккарти в компании с Никсоном. Все свои ребята! Есть о чем пошептаться!
Да и мне, собственно, было нечего тут делать. За моей спиной шуршала Ширли, сматывая стенографическую ленту. Я не стал ей мешать. Даже не кивнув девушке, я мимоходом подбросил записку в ее сумочку. Эх, много бы я дал, чтоб узнать, что там, в секретном пакете. При этом не обольщался: вряд ли Вуд его оставит на своем письменном столе. Впрочем, кой-какой шанс у меня есть. Хорошая секретарша должна обладать рысьим взглядом и кошачьим слухом. А Ширли была отменная секретарша.
На своем «нэше» я добрался до корпункта «Пост» неподалеку от Вернон-авеню. К полудню погода переменилась. Налетел сильный западный ветер. Асфальт влажно поблескивал, прохожие раскрыли зонтики. Над унылым, отсыревшим городом моросил мелкий дождик.
В корпункте — почти никого, сотрудники разошлись на обед. Две-три секретарши жевали сэндвичи, экономя несколько центов. На своей пишущей машинке я обнаружил записку. Мне звонил Сэм Вайсберг, наверняка ожидая, что я ему постараюсь ответить любезностью на любезность.
Ничего, подождет! Первым делом я набрал другой телефонный номер. Трубка мне подтвердила голосом Улисса, что я попал по адресу. А через пару минут в трубке раздалось похрюкиванье Т. К. Лина, которое у него заменяло приветствие.
— У меня новости, Т. К.
— Слушаю, друг мой.
И я пересказал ему все, что услышал на заседании. Не столь подробно о Биробиджане, сколь об агенте Эпроне. А закончил рассказом о небольшой стычке Мундта с его коллегами.
— Мне показалось, что Мундт имеет зуб на Маккарти. Говорят, он дружок Никсона, но тут не пошел у него на поводу. Может быть, он попросту не такой упертый, как остальные, а, может, Марина ему нравится как женщина. Постараюсь разобраться. Что ж до этого типчика из ЦРУ, то он просто бюрократ, возомнивший себя разведчиком, крутым профи. Из него-то лишнего словечка не выбьешь. Посмотрели бы, какую скорчил физиономию, стоило Марине заикнуться о прошлом агента Эпрона.
