— Ну, а чем она занималась после? Как же вы могли не знать, если были с ней так близки?
— Вовсе не близки. Она мне помогала, относилась с большой симпатией…
— Вы знали, что она активистка Движения за гражданские права?
— Доти объяснила мне цель этого движения: добиться равенства прав черных и белых.
— И что вы об этом думаете?
— Считаю справедливым. Я сообщила Доти, что в Советском Союзе уже достигнуто полное равноправие. Включая неотъемлемое право каждого сдохнуть в лагере.
— И как на это отреагировала миссис Паркер?
— Рассмеялась.
— Ей было известно, кто вы на самом деле?
— Если вы о моей русской фамилии, то нет.
— Значит, вы ей представились Марией Эпрон?
— Да.
— Почему?
— Сами знаете.
— Потому что тогда надо было рассказать и про гибель агента Эпрона?
— В том числе.
— А также признаться, что вы не еврейка?
— Я к ней обратилась, чтобы она мне помогла найти работу. Это было совсем непросто. В Голливуде сотни актеров жаждут ролей. А Доти там была знаменитостью, писала сценарии для крупнейших киностудий.
— Она помогала в основном евреям, так?
— Нет, вовсе не так!
— Вы, конечно, знаете, что ее настоящая фамилия не Паркер, а Ротшильд…
— Паркер — самая настоящая, по мужу. Доти всегда терпеть не могла своего отца, не желала носить его фамилию. Она мне рассказывала. Да это и общеизвестно, никакой не секрет.
— Выходит, вопреки вашему недавнему заявлению, вы в курсе всех дел миссис Паркер. То есть ее близкая подруга.
— Доти — самый отзывчивый человек из всех, кого я встречала в этой стране. Она помогла мне подрабатывать в Голливуде. Посвятила во все тонкости американской киноиндустрии. А также объяснила, почему я не гожусь для Голливуда. И ввела меня в театральный мир.
— А еще забыли упомянуть об ее щедрости. Переселившись в Нью-Йорк, вы, мисс Гусеева, в течение трех с половиной месяцев проживали в «Волни-отеле», 7-я улица, 23, Верхний Ист-Сайд. Это шикарный дом между 5-й авеню и Мэдисон. Цена проживания — двести семьдесят пять долларов в месяц. Счет, разумеется, оплатила Дороти Паркер.
Кон почуял, что рыбка уже на крючке, пора подсекать. Никсон издал рычание. Маккарти ощерился во всю свою пасть. Впервые с начала слушания Марина покраснела.
— Как вы объясните такую исключительную щедрость?
— Спросите у Дороти.
— Отвечайте на вопрос, мисс, — проворчал Вуд.
— Доти совсем не интересовали деньги. Они ей были не нужны.
— И все-таки вы утверждаете, что вы не подруги? — настаивал Вуд.
— Я вам уже объяснила, что не умею заводить друзей.
— А не потому ли миссис Паркер вам помогала, что вы с ней принадлежали к одной агентской сети, были товарищами по партии?
— Да вы что?!
— Миссис Паркер признала себя коммунисткой.
— А я не коммунистка! Как же я могу быть коммунисткой после того, что они сделали с Майклом?
— Тогда почему вы скрыли от миссис Паркер свою ненависть к коммунистам? Почему не попытались изменить ее взгляды?
— Зачем мне это?
— И вас не смущало, что ваше пребывание в «Волни-отеле» оплачивает коммунистка?
— Я оттуда переехала, чтобы избавить Доти от лишних расходов.
— Только поэтому, а не потому, что она коммунистка?
— Нет!
— И все-таки, почему тогда?
— Повторяю: чтобы не вводить Доти в расходы. К тому же в богатом квартале я чувствовала себя неуютно. Разве этого мало?
— А не потому ли еще, что вы ей солгали, выдав себя за еврейку? В Биробиджане вы ловко всех провели.
— Возможно, и поэтому.
— Или еще и потому, чтобы найти жилье поукромней, более пригодное для шпионажа?
— Чушь!
— Миссис Паркер никогда не упоминала о некоем Отто Каце?
— Нет.
— Это имя вам ничего не говорит?
— Я слышала его в Голливуде. Кажется, он был мужем Марлен Дитрих.
— А вам известно, что его разыскивает ФБР и что он хороший знакомый миссис Паркер?
— Нет.
— А знаком ли вам некий Гарри Голд?
— Нет.
— Так ли?
— Откуда мне его знать?
— А не приходилось ли вам встречаться с некими Мортоном Собеллом и Дэвидом Гринглассом?
— Нет. Никогда о них не слыхала.
— А с неким Джоэлом Барром?
— Нет.
— С Альфредом Сарантом?
— Нет.
— С Уильямом Пёрлом?
— Не знакома ни с кем из этих людей.
— Даже никогда не слыхали о Собелле, Мортоне Собелле?
— Я уже вам сказала.
— Странно, мисс Гусеева, учитывая, что он ваш сосед. Живет в том же доме: Хестер-стрит, 35, Нижний Ист-Сайд. И прямо над вами.
Оборвалось цоканье стенографисток. Воцарилась тревожная тишина. Маккарти и Никсон плотоядно ухмыльнулись. Мундт наморщил свой лоб до упора.
А я… от волнения сломал карандаш, услышав одну из фамилий, которые мне назвал Т. К.
Отложив листок, Кон со значением взглянул на Вуда.
— Господин председатель, этот Мортон Собелл разыскивается ФБР. Скрылся позавчера, 22 июня, предположительно в Мексику. Ведомство генерального прокурора Сейпола, где я сотрудничаю, располагает данными, что он работает на Советы — принадлежит к шпионской сети, многочисленными агентами которой Нью-Йорк просто кишит.
— Я с ним незнакома! — выкрикнула Марина. — Я не общаюсь с соседями, они меня совершенно не интересуют… Ничего себе конспирация, если все шпионы живут в одном доме!
Марина говорила быстро. Слишком быстро. И неразборчиво: акцент усилился. Она уже не владела собственным голосом. Лицо опять выражало страх.
Кон согласился:
— Разумеется, вы правы.
Судя по тону, прокурор был удовлетворен на все сто. Ему в результате удалось добиться главного — возбудить недоверие к Марининым показаниям. Мол, что бы она дальше ни болтала — все сомнительно.
КРАД исповедовала железный принцип: никогда не бывает дыма без огня. Марина Андреевна Гусеева проникла в Штаты, назвавшись чужой фамилией, принадлежавшей убитому американскому разведчику. Еще и выдавала себя за еврейку, поскольку «настоящий коммунист обязан быть евреем». И к тому же по случайности оказалась соседкой шпиона, разоблаченного ФБР. Какие еще нужны доказательства?
