– В понедельник? Тоже не смешно.
– Погоди, увидишь, – сказал Фрэнк.
– Чего годить-то?
– Может, я нашел работу.
– Правда?
– Может быть. Кланяйся отцу.
– Ты тоже. В смысле, кланяйся матери.
Фрэнк оттащил канистру домой, залил бак и сел за руль. «Шевроле» не то чтобы охотно, но все-таки завелся. И Фрэнк, как он себе и представлял, выехал на Эйприл-авеню и направился к мэрии. Что ж, время вновь сдвинулось с мертвой точки. Он вошел. Бленда Джонсон сидела в маленькой приемной и при виде его сразу встала:
– Вы порезались?
– Да нет.
– У вас кровь.
Фрэнк быстро провел пальцем под носом – бумажки нет. Он облизал рот:
– Ничего страшного.
– Нет-нет. Так вам идти нельзя. Вы же понимаете.
Бленда Джонсон достала пластырь, разрезала на две узенькие полоски, подошла к нему.
– У вас всегда наготове пластырь и ножницы? – спросил Фрэнк.
– У меня есть все, что требуется Посреднику. Кстати, поздравляю.
– Спасибо.
Она заклеила ранку, а у Фрэнка даже голова слегка закружилась от прикосновения ее осторожных, но решительных пальцев.
– Спасибо, – повторил он.
Бленда Джонсон рассмеялась. Фрэнку ее смех показался приятным. Вообще-то, он не очень любил смех, в том числе и собственный, но этот ему понравился.
– Ну вот, теперь вы выглядите отлично, Фрэнк Фаррелли, – сказала она.
– Вы тоже.
– Не спешите.
Фрэнк поднялся на третий этаж, постучал и вошел. Комиссия – отсутствовал только Шериф – выразила удовлетворение, что он прибыл так скоро, это им понравилось. Вовремя быть на месте. Быть наготове. Важное качество для Посредника. Пастор стал у окна, заложив руки за спину.
– Как по-вашему, почему в Кармаке происходит так много несчастных случаев? – спросил он.
– Возможно, потому, что очень многие никогда не видели моря, – ответил Фрэнк.
Пастор медленно повернулся, переглянулся с Доктором, и тот обратился к Фрэнку:
– Будьте добры, объясните.
Фрэнк сам недоумевал, отчего ответил именно так. Мог бы ответить иначе: что, мол, каменоломню закрыли, что поезда перестали здесь останавливаться, что исчезли рабочие места, что народ мало-помалу стал равнодушнее, – однако же сказал эту чепуху про море.
– Я имел в виду, в аллегорическом смысле, сэр.
– Будьте добры, поясните.
Фрэнк смешался, чувствуя, как чешется губа под окаянным пластырем.
– Ну, я имею в виду, что мы вынуждены безвылазно сидеть тут, в Кармаке. Мы…
К счастью, его прервал вошедший портной; этот маленький пожилой господин по имени Джо Хендерсон-младший никогда не пользовался сантиметром. Он обладал точнейшим глазомером, унаследованным от отца, который еще в тридцатые годы для начала открыл мастерскую по ремонту обуви. После войны он расширил дело, стал шить кожаные куртки и перчатки. В шестидесятые магазин процветал благодаря ручному изготовлению сандалий и кожаных ремней для хиппи. Но расцвет продолжался недолго, в семидесятые все пошло на спад. Клиенты исчезли. Молодежь исчезла. В конце концов сохранился спрос только на черные костюмы, а черные костюмы, как известно, покупают один раз в жизни. Джо Хендерсон-младший внимательно осмотрел Фрэнка, который стоял руки по швам, дважды обошел вокруг него, после чего удалился, не сказав ни слова и оставив легкий запах сапожной ваксы и крема для рук.
– А вы видели море, кстати говоря? – спросил Доктор.
Фрэнк встряхнул руки, толком не зная, куда их девать.
– Нет. Я видел только реку.
– Значит, вы опасаетесь, что и с вами может произойти несчастный случай? Если верите в свою аллегорию.
– Я об этом не думаю.
– Почему?
– Я принимаю все таким, как есть.
– Да, верно, вы именно так и поступали. Принимали все так, как есть. Вы порезались?
Фрэнк злился на порез под носом, который все замечали, этот порез выставлял его на посмешище.
– Я бы не назвал это несчастным случаем, – сказал он.
– Надеюсь, рука у вас не дрожит, Фаррелли?
– Никак нет.
Фрэнк показал руки. Чувствовал он себя паршиво. Вдруг они изменят свое решение, прямо сейчас, в последнюю минуту, и отдадут должность кому-то другому? При одной мысли об этом Фрэнка охватили злость и жажда мести, только вот он не знал, кому мстить. Пастор подозвал его к себе, и он подошел к окну, глянул на улицу. Там внизу Шериф подсовывал квитанцию под один из дворников «шевроле». Еще и это. Он неправильно припарковал машину. И заработал штраф. Какой позор! Время все-таки не пошло по-новому. Застряло в старой колее, то бишь стояло на месте. Так казалось Фрэнку Фаррелли.
– Вы, между прочим, вчера забыли вернуть мне платок, – сказал Пастор.
– Простите великодушно. Завтра я его не забуду.
Фрэнк спустился к Шерифу, который стоял, прислонясь к капоту.
– Ваша машина?
– Моя. Извините.
– Вы думали использовать ее на службе?
– Да нет, не думал.
– Но если думаете, надо по крайней мере заново ее отлакировать. На машине такого цвета вам ездить нельзя. Красная! Вас ведь не коммивояжером назначили.
– Само собой. В смысле, нет, конечно.
В сущности, Фрэнк испытывал облегчение. Он не ошибся с парковкой. Он взят на работу. Нужно лишь перекрасить «шевроле». Стив в два счета сделает.
– Вам надо постричься, – сказал Шериф. – Едем. Заодно и потолкуем.
На служебной машине Шерифа они поехали в восточную часть города, к Снейк-Ривер. Здесь улицы были поуже. Зато фасады выше, но не настолько, чтобы закрывать небо, сегодня тяжелое, серое и пятнистое, как придверный коврик.
– Знаете, что в этой работе хуже всего? – спросил Шериф.
– Беды.
– К этому вы привыкнете, Фаррелли. Но невозможно привыкнуть к другому: никогда не знаешь, что тебя ждет, когда ты принесешь весть. Одни лишь качают головой. Других это сбивает с ног. Третьи приходят в ярость, четвертые просто смеются. Чертовски непросто, если хотите знать. У каждого человека беда своя. И все беды разные. Но самое скверное, когда в случившемся винят тебя. Вот что хуже всего.
– Это несправедливо.
Шериф засмеялся:
– Несправедливо? Тут нет никакой справедливости, Фрэнк. И рациональности нет. Только хаос. Вам надо быть готовым ко всему. Ведь заранее ничего не известно. И еще одно, Фрэнк. Если мы вчера не сказали. Вы обязаны молчать. Даже если мы ни слова не скажем, вы и об этом должны молчать. Ясно?
