– Ваш сын Джимми, к сожалению, погиб в дорожной аварии.
Миссис Стаут повернулась к мужу, их лица мгновенно обрели четкость, словно свет вернулся и вырезал их черты на черной доске. Все, что до сих пор скрывалось во мраке, за пределами их рассудка, стало зримо. Она застучала кулаками по груди мужа и запричитала:
– Это неправда! Скажите, что это неправда!
Мистер Стаут только смотрел на Шерифа, а она все кричала:
– Это правда? Наш Джимми погиб?
– Дороги скользкие после дождей. Соболезную, сэр.
– Где он?
– Полчаса назад его доставили в больницу Пресвятой Девы Марии.
Миссис Стаут успокоилась или пришла в отчаяние. Взялась за практические дела. Надела пальто, быстро глянула в зеркало, поправила прическу.
– Я хочу видеть его.
– Я вас отвезу, – сказал Шериф.
Она опять повернулась к мужу:
– Поедешь?
Мистер Стаут не ответил. Кивнул на Фрэнка:
– Вы порезались.
Фрэнк тронул пластырь, ему вновь стало не по себе.
– Пустяки.
– Предоставьте бритье специалистам. Сядьте.
Фрэнк взглянул на Шерифа, тот кивнул. Фрэнк сел в кресло.
– Поедешь? – повторила миссис Стаут.
– Джимми нет в живых. Я не хочу видеть его таким.
Миссис Стаут помедлила у двери, дала мужу еще один шанс передумать, но он не передумал. Шериф вышел за ней на улицу. Фрэнк остался наедине с мистером Стаутом, а тот опять надел белый халат и стал позади кресла, на сей раз с бритвой, которую направил на кожаном ремне. Затем отлепил пластырь и наложил Фрэнку на лицо горячее полотенце. Фрэнк закрыл глаза, он не знал, сколько прошло времени. Возможно, и несколько часов. Его клонило в сон. Ощущение не сказать чтобы неприятное. Легкий свист стали по кожаному ремню напомнил о саранче, что, бывало, в мае затемняла небо. Мистер Стаут снял полотенце, намылил Фрэнку щеки. Фрэнк надеялся на лучшее. Все в Кармаке только и знай надеялись на лучшее. Острое лезвие скребло кожу.
– Мы с Джимми обычно ездим к мельницам. Там ловятся отличные морские окуни. Если повезет.
– Да. Если повезет. Тут нужна удача.
– Иной раз всю ночь там сидим. Разговариваем. Как положено отцу и сыну. Понимаете?
Только сейчас Фрэнк сообразил, что мистер Стаут говорит не в том времени. Всё не в том времени. Цветы росли на полу, а волосы вянули по углам. Вот так действует смерть – часы теряют стрелки и все цифры, становятся белым колодцем, где можно утопить печаль и безумие? К счастью, мистер Стаут умолк до той минуты, когда проводил Фрэнка до двери, ведущей в мир, который пока был открыт. Порез он снова заклеил пластырем, телесного цвета, почти незаметным.
– Надеюсь, Джимми в военной форме, – сказал мистер Стаут.
Фрэнк сунул в карман записку Шерифа, где было написано, что все расходы по покраске Посредникова автомобиля оплатят власти, сел за руль и поехал прямиком к Миллеру. Стив вышел навстречу. В руках, как всегда, мягкая ветошь, которой он утирался, вид озабоченный. Фрэнк подал ему записку. Стив прочел и снова посмотрел на Фрэнка:
– Поздравляю, мистер Посредник. Неплохо.
– Спасибо.
– Теперь тебе нужен черный «шевроле»?
– И полная профилактика.
– А ты не врешь, Фрэнк?
– Ты что, не веришь подписи? Шериф. Мэрия оплатит.
– Им больше нечего делать?
– Больше чего?
– Машины перекрашивать.
– Знал бы ты, Стив.
– Что – знал бы?
– Я обязан молчать.
– Ты нос-то не очень задирай.
– Джимми Стаут, сын парикмахера, погиб. Если уж ты непременно хочешь знать. Въехал прямиком в реку. Больше ничего сказать не могу.
– А с чего ты взял, что я хочу услышать больше?
Фрэнк обиделся и пожалел, что вообще открыл рот.
– Может, помаленьку возьмешься за дело?
– Ты когда-нибудь видал черный «шевроле», Фрэнк?
– Нет. Но завтра в восемь утра я его увижу, Стив.
– Завтра утром? Нет. У меня дел непочатый край.
– Да ну? Прямо-таки непочатый край?
– Дел полно, даже когда делать нечего.
– Вижу. Ты вконец измучился.
Стив расхохотался:
– Слыхал про парня, которому чертовски повезло?
– Давненько я не слыхал про этакого везунчика.
– Его переехала «скорая».
– Это что-то новенькое, Стив. Только я не очень понял.
– У тебя, Фрэнк, нет чувства юмора.
Они загнали «шевроле» в мастерскую. Фрэнку хотелось рассказать про мистера Стаута, про ощущение, с каким он сидел в его кресле. Но нельзя. Он обязан молчать. В том-то и закавыка. Все это жгло его изнутри.
На следующее утро Фрэнк Фаррелли смог отправиться в мэрию на блестящем черном «шевроле». На Стива Миллера можно положиться, надежный товарищ, не подведет. Заслужил вознаграждение. С другой стороны, Фрэнк обеспечил его работой, а в нынешние времена это вам не хухры-мухры. Так что и Фрэнк, пожалуй, заслужил вознаграждение? Небо раскинулось над Кармаком ясным тугим куполом. Пока что прохладно, но днем солнце, наверно, прогреет улицы, разбросает широкие тени, и Кармак, это богом забытое место, для разнообразия станет похож на город, где можно и переночевать.
В мэрии его встретила Бленда Джонсон, проводила в отведенный ему подвальный кабинет, тесную контору с письменным столом и настольной лампой, с полками, заставленными протоколами, с вешалкой, с картой Кармака и узким окошком под потолком, откуда падали косые лучи света и ложились на пол этакой лужицей. Она поставила в вазочку свежие цветы, прицепив к букету записку: Добро пожаловать, Фрэнк! Возникнут вопросы – обращайтесь ко мне. С приветом, Бленда. Фрэнк толком не знал, чем заняться. Ладно, будь что будет. А что еще он мог сделать? Вообще-то, он не имел ничего против. Надо привыкнуть к мысли, что он на работе, что у него свой кабинет, не особо роскошный, но как-никак собственный. Здесь он мог закрыть дверь, а если кому-то понадобится, пусть изволят сперва постучать. Через десять минут в дверь постучали. Снова Бленда. Принесла черный костюм. Она подождала в коридоре, а Фрэнк сразу примерил костюм. Сидит как будто бы хорошо, интересно, что скажет Бленда. Она тоже решила, что сидит превосходно. И прическа хоть куда. Она дала Фрэнку коробочку с визитными карточками, только что из типографии, с его именем и телефоном мэрии. Под именем коротко стояло: Посредник. Фрэнк был совершенно ошеломлен.
– Вас вызывают наверх, – сказала Бленда.
Фрэнк поднялся к Комиссии сильно обеспокоенный. Хорошее настроение улетучилось. У них есть к нему претензии? Непонятно. Наоборот, считал Фрэнк. Трое мужчин ждали его. С видом мрачным и измученным.
