– Помешал, – кивнула Ядвига. – Что?
– Нам бы здесь тоже кое-что посмотреть. Только в одном углу. Не больше десяти минут это займет.
– Десять минут – перерыв, – скомандовала Ядвига. – Мы выйдем, чтоб вас не смущать. А когда вернемся – выйдете вы.
Княжны гордо удалились вслед за ней.
– А что, этот парень, который играет Загорецкого, – он разве не шофер? – поинтересовалась Ядвига.
– Шофер, со склада. Но он все умеет и вечно оказывается там, где есть для него работа! И совсем не умеет отмазаться! – загалдели княжны.
– Понятно. О, кстати, я опять чуть не забыла. Хотела еще вчера спросить, но наша репетиция внезапно закончилась. Так и не довели до конца третье действие, а ведь там по сценарию Чацкий произносит очередной проникновенный монолог. А когда оборачивается, видит лишь танцующие пары. Никто его и не думает слушать. Значит, нужен еще один танец? А он у нас даже не запланирован.
– Давайте позвоним Владимиру Игоревичу, – предложила Нина, – и прямо сейчас у него спросим, надо там танец или нет. Пойдемте ко мне. Я и сама хотела ему позвонить.
Вся компания сгрудилась вокруг ее рабочего стола, инстинктивно стараясь держаться подальше от свернутого в бухту удава. Нина достала номер режиссера, поставила телефон на громкую связь, так, чтобы всем было слышно. Долгие гудки. Слишком долгие.
– Занят человек, – сказала княжна – любительница ирландских танцев. На нее шикнули. И тут Владимир снял трубку.
– Да? – послышался его глухой голос.
– О, Владимир Игоревич, добрый вечер! Это Нина из «Мира Элитной Мебели». А мы тут думаем, нужен нам танец в третьем действии или нет?
– Из какого вы мира? – спросил Владимир. Ядвига оттеснила Нину и взяла управление на себя:
– Владимир, это Ядвига. Ты где? Можешь говорить?
– Дома я.
– Хорошо. Тогда ответь мне на один вопрос по спектаклю.
– Не могу.
– Почему это?
– Ядвига, извини, я очень плохо себя чувствую. И еще хуже соображаю. Давай не сегодня.
Длинные гудки. Немая сцена. Сама Ядвига потеряла дар речи: кто-то посмел повесить трубку, не попрощавшись с ней, не ответив на ее вопрос? И не просто абстрактный «кто-то», хам и червь, а Виленин, который у нее уже по струнке ходил!
– Я сразу поняла, что он заболел, едва он ответил! – заявила одна из княжон. – Вот когда такой голос у человека – то это сразу ясно.
– Кто заболел? – спросила пробегавшая мимо Ульяна.
– Да режиссер наш! Лежит дома, говорить не может! – был ответ.
– Вы извинились перед ним?
– Не успели. Он вообще совсем никакой!
– Надо было все равно извиниться! – всплеснула руками Ульяна.
– Перед кем надо было извиниться? – выглянул из своего кабинета печальный Горюнин.
– Перед ним! Он из-за нас заболел! Наш режиссер, Владимир Игоревич! – крикнула Ульяна.
Открылось еще несколько дверей.
– Заболел? Кто? – спросили друг у друга Эдуард Петрович, компьютерный гений Федя и Сапелкина-жена.
– Режиссер заболел! – отвечал Горюнин. – Лежит дома, рукой-ногой пошевелить не может!
– Да вы что? Прямо вот ни рукой, ни ногой? – воскликнула Сапелкина – а сама уже тянулась к мобильному телефону.
– Десять минут прошло, – абсолютно невозмутимым тоном сказала Ядвига. – Вернемся к нашим занятиям.
Княжны шумною гурьбой поспешили за ней. Рабочих в репетиционной уже не было: теперь они что-то сверлили за стенкой.
Едва только Ядвига включила музыку, как дверь распахнулась. На пороге стояла Евлампия Феликсовна.
– Значит, заболел? – спросила она. – Интересно чем?
– Мы ничего не знаем, он повесил трубку! – за всех ответила Нина.
Чуть не сбив завкадрами с ног, в репетиционную влетела Елена.
– Это правда, что ли? – гаркнула она. – Всем здрась-те, кого я не видела, извините, Евлампия Феликсовна. Так что там с нашим режиссером???
– Говорит, что заболел, подробностей не знаю, – повторила Нина.
– Я слышал, что Владимира Игоревича увезли в бо ль-ницу? – отодвигая женщин, ввалился в помещение Компетентный Борис.
Через пять минут в сборе была почти что вся труппа.
– Мы вам не мешаем тем, что у нас тут репетиция танца? – поинтересовалась Ядвига.
– Да мы сейчас уйдем, – заверил ее Эдуард Петрович, ища глазами Ларису. – Просто надо же знать, что там с нашим режиссером. В какой он больнице, например. Не нужна ли помощь.
– Да дома он лежит, а не в больнице. Плохо человеку. Может быть, выпил лишнего, – сказала Ядвига. Да, пожалуй, он был очень пьян. Только этим можно объяснить его поведение.
– Это мы его вчера довели, мы виноваты! – заявила Ульяна. – Разве так можно было?
– Мы – это я, что ли? – глядя на нее сверху вниз, уточнил Борис Станиславович. – Так прикажешь понимать?
Ульяна струхнула и поспешила затеряться в толпе.
– А ты считаешь, что нормально с ним разговаривал? – ответила вместо нее Евлампия Феликсовна. – Тебе понравится, если я тебе чаевые начну совать?
– Он первый про штрафы начал, – заюлил директор по производству.
– А давайте вот что, – вышла на середину Елена, – давайте не будем выяснять, кто в чем виноват, а просто сейчас к нему все поедем. Поможем, если помощь нужна. Ну и вообще, поддержим.
– Извинимся! – вторила Ульяна.
– Извиниться – это правильная мысль, – ввернула Сапелкина-жена. Муж ее согласно кивнул.
– Вот вы тогда за меня извинитесь, – нашел выход Борис Станиславович. – Скажите, что я текст уже записал на диктофон. Слушаю в пробках. Кое-что запомнил. Ну и так… объясните, как вы умеете, что я не со зла.
И потихоньку улизнул.
– Если танцы на сегодня закончены, то я еду домой, – объявила Ядвига.
– Вам разве не жалко Владимира? – удивилась Нина.
– А ему разве станет лучше от того, что я к нему заявлюсь во главе вашей делегации? Вы бы хоть позвонили, предупредили. Может быть, человек там лежит в пижаме, грязный, небритый.
– Голодный, холодный, в нетопленой лачуге! – дорисовала картину Елена. – И не может даже сходить за лекарствами или чаю себе заварить. А тут приедем мы и все устроим.
– А с чего вы, вообще, все взяли, что он болен? – спросила Ядвига.
– Так он же сам… И голос такой был… – начали было княжны.
– Не верьте голосу артиста. А вдруг болезнь его – мнимая, и это такой трюк? Такой способ привести вас в чувство, чтоб не смели больше хамить режиссеру?
