Начали играть.
– Миленько! – повторила дама с собачкой и, повернувшись к старику, потребовала: – Скажи, миленько?
– Неплохой стол, – кивнул тот.
Чацкий прикрыл глаза и, отведя руку в сторону, начал свой монолог. Гости разбились на пары и стали растекаться в стороны. Не дослушав, ушли и незнакомцы в сопровождении босса.
Чацкий закончил монолог, открыл глаза и еще больше удивился, не обнаружив слушателей.
– Я так плохо читал? – расстроился он.
– Читал как раз неплохо. Зрители попались отвратительные, – ответил Владимир. – А из этой девушки получилась бы отменная арапка для Хлестовой. Вон какая загорелая. И настоящий живой шпиц в руках. Кстати, Федор, можешь уже положить реквизит на место, все оценили твое умение обезьянничать. Хозяйка собачки, кажется, тоже.
Федя поспешно уронил игрушку на стул и заслонил ее собой – будто и не было ничего.
– Не надо мне арапку, – совершенно серьезно сказала Евлампия Феликсовна, – я против крепостного права. Тут не знаешь, какие должностные инструкции людям придумать с девяти до шести, чтоб не считали ворон. А за этих же круглые сутки отвечать надо. Нет уж, давайте без арапки.
Дама с собачкой и сама не захотела быть арапкой. А захотела она… но все по порядку.
Глава двадцать четвертая
Явление Дочки ДСП
Наконец-то прошли всю пьесу целиком: прогнали хотя бы по одному разу каждую сцену, расставили всех по местам. Теперь – точечная работа с трудными моментами и проблемными персонажами.
У Елены, должно быть, скопилось слишком много важных дел: она снова перестала выключать телефоны, правда, разговаривать выходила в коридор. Владимир попробовал пригласить ее в театр, но она отказалась: дела, дела, дела. И на звонки его не отвечает!
Наверное, не было ничего. Ему хотелось, чтобы между ними пробежала искра, вот он все и выдумал. А ведь бизнес-дамочка честно сказала, что борется с зависимостью от мобильных телефонов. Телефоны победили. Владимир проиграл. Жаль. На какой-то момент ему показалось… как часто ему что-то казалось, вспомнить хотя бы женитьбу на Рите!
И все-таки к индивидуальной репетиции с Еленой он готовился тщательнее, чем к остальным. Даже свет слегка приглушил. А она ворвалась в репетиционную, включила все лампы и скомандовала прямо с порога:
– Сразу к делу, мне очень некогда. Пишу план работы до конца года!
– Да-да. Сразу к делу. Действие четвертое, явление 11. Лиза со свечкой выходит в сени. Возьмите вместо свечки…
– Телефон. Годится? Он светится.
– Вполне. Только можно его все-таки отключить?
– Нельзя отключить. Он светиться перестанет. Дальше поехали.
– Дальше – у вас совсем не получается изобразить испуг. Вы же простая, суеверная девушка! Огромный темный дом, ночь, темно, страшно! А она идет со свечкой, что там эта свечка? Только слепит глаза, а толком не освещает. – Владимир показал, как суеверная девушка идет со свечкой по огромному темному дому. – Кто там за углом? Почему скрипнула половица? А ну как домовой схватит? А вдруг кто-то из гостей пьяный уснул в углу – и потащит под лестницу? Страшно, а еще страшнее, что Фамусов раскроет их заговор, узнает, что Софья тайно встречается с Молчалиным. Иррациональный страх борется с рациональным. А у вас что получается? Вышла такая королева микрорайона, пнула носком пустую пивную банку и процедила сквозь зубы: «В пустые сени! в ночь! боишься домовых, боишься и людей живых». Так и хочется добавить после этого: «Пора, хоть и темно, но еду на разборки. Забили мне стрелу? Сейчас порву вас в корки!»
– Да ладно, – Елена засмеялась, – не так я говорю.
– Не так. Но так оно выглядит – в сравнении с тем, как надо. Не можете показать, что боитесь темноты, – покажите, что боитесь разоблачения. Представьте какую-нибудь ситуацию из прошлого, а? Вы спускаетесь по лестнице, и если кто-то вас увидит – то конец всему.
Елена представила, как спускается по лестнице к Владимиру. А всем, кроме нее, известно, что он уже закрутил тут с кем смог.
– Понятно, – сказала Елена, – сыграю про разоблачение. Больше вам ничего от меня не надо?
– Чуть больше нежности! – попросил Владимир.
– В каком смысле? – нахмурилась Елена.
– Лиза… Понимаете, она горничная, прислуга в богатом доме. А не начальник отдела с пятью телефонными трубками в кобуре. Давайте еще раз эту сцену и за ней следующую, с Молчалиным. За Молчалина – я. До появления Софьи.
На этот раз Елене удалось изобразить испуг. Владимир перевоплотился в Молчалина и, промурлыкав «Дай обниму тебя от сердца полноты!» – с удовольствием обнял ее, но, получив жесткий отпор, обиженно воскликнул: «Зачем она не ты!»
Так значилось в тексте, но Елена увидела в этом скрытый намек. Мол, жаль, что ты не Ульяна-Софья, ее мне обнимать куда приятнее.
Холодно попрощавшись с режиссером, она ушла. Оставалось еще полчаса репетиционного времени. Владимир поехал бы домой, красить гараж, но его вызвал к себе Петр Светозарович – по какому-то очередному важному поводу.
Ожидая аудиенции, режиссер прослушал краткое содержание многосерийной мелодрамы «Бросит – не бросит».
– Короче, – гудела Лариса, нависая над столом Нины, – чего делать? Он предлагает жить вместе.
– Это же здорово!
– Чего здорового? Зачем вместе жить, если он все равно бросит?
– До сих пор же не бросил. Ты пока поживи.
– Но всех ведь бросает!
– Но пока-то не бросает, а жить зовет.
– Но ведь, когда бросит, будет обиднее, если уже вместе живешь…
У Владимира голова закружилась от этой бесконечной истории, так что он очень обрадовался Петру Светозаровичу.
– Нина. Ульяну нам вызови, – распорядился босс и сделал Владимиру знак следовать за собой.
Он отпер свой кабинет, включил полную иллюминацию. Потом подумал, приглушил свет. Сел за стол и предложил Владимиру устраиваться напротив. Тот опустился на краешек стула.
– А ведь хороший спектакль получается! – начал босс.
– Неплохой.
– Очень понравился дочке одного человека. Они заходили на репетицию. Такой деляга! Контролирует весь рынок ДСП – от Камчатки до Калининграда. Три года его жмем, чтоб скидки давал. Но он – человек-кремень!
Видно было, что Петр Светозарович восхищается человеком-кремнем, хоть тот и действует ему в убыток.
– И вот – сдвинулось дело с мертвой точки. Нашлась лазейка. Старик Полторацкий – мужик без слабостей. Но очень любит свою дочку. Там раньше была жена, жена умерла, он дочку воспитывал один. Больше не женился, весь в работе. Дочка из него веревки вьет. Он ее пытается к бизнесу пристроить, только она пока не очень сечет фишку. Но он ее с собой на все переговоры таскает. Учит. И вот – встречался я с ними, опять про скидки завел разговор. «Скидок, – говорит, – не дам, сколько вам повторять?» А вы там, за стенкой, репетируете, кричите что-то. Он говорит: «Что происходит? Телевизор там кто-то у вас смотрит в рабочее время? Я бы увольнял таких». Суровый мужик. Ну я рассказал о нашем спектакле. Тут его дочка оживилась и говорит: «А можно посмотреть, как это происходит?» Кто я есть, чтоб отказывать дочери такого человека? Повел их к вам. И все. Не узнать дочку. Ожила, глаза загорелись: хочу играть! Папаша кивает: думает, может, покрутится девочка среди наших, вызнает для него какую информацию. Или заинтересуется чем, начнет делом заниматься. Или просто хочет приятное ребенку сделать. Не знаю, я в голову к нему не лазил. Но, видя как это Полторацкому важно, пообещал ей главную роль.
