Книга Бульон терзаний, страница 64. Автор книги Ольга Лукас

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бульон терзаний»

Cтраница 64

Горюнин был удивительный человек. Редко кто разговаривает с мужчинами и женщинами настолько по-разному: практически на разных языках. Женщинам он жалуется: на жизнь, на работу, на себя, на все. Чаще всего употребляет слова «эх», «ох», «ну вот», «так уж», «увы». Мужчинам он, в принципе, тоже жалуется. Но более агрессивно, что ли. Сразу не поймешь: то ли он жалуется, то ли нападает. Чаще всего употребляет крепкие и грубые выражения. А женщины и не подозревают, что Горюнин знает так много ругательных слов!

Но вернемся к спектаклю. Первый этап репетиций закончился, когда Владимир понял, что в репетиционной комнате стало тесно. Только артисты начинали свободно двигаться, как натыкались на стулья, стены и других артистов, ожидающих своего выхода. Попробовали сдвинуть всю мебель к стенам – не помогло. Попробовали вынести мебель в коридор – пришел Павел Петрович и грозно сказал, что не позволит захламлять офис. В любой момент могут приехать важные гости. И что они подумают, когда увидят напротив кабинета генерального директора горы громоздящихся друг на друга столов и стульев?

В итоге Петр Светозарович принял мудрое решение: переместиться на склад в «Росинки». Не очень-то удобно добираться туда и обратно, но он расщедрился и позволил всем участникам спектакля в день репетиции уходить с рабочего места на два часа раньше.

Владимир приехал на склад заранее и сразу почувствовал, что там включили отопление.

– Да вот, – подтвердил старичок-сторож, – третий день жарит, как на экваторе.

По случаю тепла на нем были кремовые бриджи и гавайская рубаха. Курортный вид портили только галоши на босу ногу.

Первым делом Владимир, прихватив в провожатые Таира, отправился искать «линию 5-а, стеллаж 4, полка вторая сверху». По этому адресу располагались банки с краской, которую, благодаря скидкам «Мира Элитной Мебели», удалось приобрести по очень выгодной цене.

Без Таира Владимир блуждал бы среди этих «линий» до ночи. Пятая шла следом за восьмой, за ней была девятая. Линия пять-а находилась и вовсе в отдельном аппендиксе, который заканчивался тупичком с хозяйственными принадлежностями: в нем хранились две швабры, совковая лопата, промасленная канистра, два огнетушителя и трехногий стул без спинки. На вбитых в стену крюках висели синие рабочие халаты, ни разу не надеванные.

– Вот линия пять-а, – указал Таир, – четвертый стеллаж, раз-два-три, здесь. Нашли.

На второй снизу (а не сверху, как значилось в записке) полке стоял черный пластиковый пакет с приклеенной к нему запиской «для Виленина». В пакете обнаружились краски, подарочный валик и рабочие рукавицы.

– Чего красить собрался? – спросил Таир.

– Да гараж перекрашивать придется. Местные уроды совсем озверели. Рекламу наклеивают, царапают, рисуют, слова всякие пишут! А за внешний вид перед управдомом мне отвечать! Я уж заказал краски с запасом, спасибо, кто-то из девчонок надоумил, что можно это сделать от имени офиса, с большой скидкой.

– Гаражи я не красил. Стены-потолки – было дело. Нас было трое, пятикомнатная квартира с широченной кухней. Мы там неделю должны были жить и красить. Уже почти все сделали, я пошел на рынок за продуктами, ну и продышаться, а ребята остались. А когда я вернулся, мне соседи сказали, что приехала группа захвата, как будто по сработавшей сигнализации, и тех двоих увезли. Соседи говорили, что с паркетом тоже так было: рабочие все уложили, а потом их в расход. Но я думаю, это все мое родовое проклятие.

– Слушай, – вдруг осенило Владимира, – я знаю, как мы победим твое проклятие. Ты покрасишь мне гараж, а я тебе заплачу как положено. Согласен? Или не веришь мне?

– Верю. И я покрашу. И ты заплатишь. Но вот увидишь, случится что-нибудь такое, и деньги – тю-тю.

– Вот увидишь – не тю-тю! – пообещал Владимир. – Решено, значит. Цену назначаешь сам, время тоже.

– Ладно, мне не трудно. Давай помогу краску до машины дотащить.

Подхватив мешок с двух сторон, они понесли его на улицу. А когда вернулись, артисты уже были на месте. Снежана что-то рассказывала Елене, увлеченной телефонным разговором. Рядом, изогнувшись, стоял Горюнин и угодливо хихикал.

– Вот гляди – Загорецкий твой, – шепнул Таиру Владимир. – Запоминай, запоминай! Смотри, как он двигается, как смотрит на нее. С какими интонациями говорит. Если хоть половину повторить на сцене, зрители будут со смеху покатываться.

– Владимир Игоревич! Я подумала, что как горничная могу не только убираться, но и напитки разносить! – подбежала к нему Ульяна. – Вот пришел в гости Скалозуб – надо ему рюмочку поднести.

– Еще можно массажик сделать, – подсказала вездесущая Лариса.

– Сапоги почистить, – добавил Таир.

– Отставить! – приказал режиссер. – Без моего разрешения – никаких импровизаций и массажа. Все по местам! Третье действие, явление первое – и далее. Вижу Софью, вижу Чацкого. Приготовиться Лизе. Лизу вижу. Ульяна, ты на сцене с самого начала, наводишь последний блеск перед балом и помогаешь мне расшевелить двух этих мумий.

– Кого? – хором возмутились Снежана и Эдуард Петрович.

– Я пока слова никому не давал, – приглушил их Владимир. – Следом – Молчалин. Не вижу Молчалина. Я опять не вижу Молчалина! Где он?! Нина, он предупреждал, что его не будет?

– Нет, Владимир Игоревич. Сегодня все по списку обещали быть.

– Понятно. Тогда дадим ему еще минут… ну сколько получится. Но если он опоздает к своему выходу – снимаю к чертовой матери с этой роли! Буду сам играть!

– И через козла прыгать! – подсказала Ядвига.

– Жарко тут ужасно! – не обращая на нее внимания, продолжал распоряжаться режиссер. – Откройте кто-нибудь хоть вон ту железяку, чтоб был сквозняк, а то мы все осоловеем тут к концу репетиции. И давайте в темпе, начинаем.

Таир и Горюнин, высокий и низенький, направились к окну доставки. Это была массивная железная дверь под потолком, выкрашенная черной краской. На двери висел ржавый амбарный замок, рядом, на стене, на специальном крючке, около графика вывоза товаров, болтался маленький блестящий ключик. Таир подсадил Горюнина с ключиком, тот расправился с замком, спрыгнул вниз, оба потянули на себя дверь, она раскрылась со скрипом. Сразу повеяло холодом и пригородной свежестью.

Эдуард Петрович и Снежана начали третье действие. Оба играли плохо: он недотягивал по интонациям, она переигрывала в движениях. Снежану, как новенькую, режиссер пока не трогал: поправлял лишь самые вопиющие ошибки, но Чацкий злил ужасно!

– Стоп! – выкрикнул он. – Эдуард, очнитесь. Вы ее любите, а она выбрала другого. Когда девушка дает отставку, – он мельком взглянул на Елену, которая повторяла перед выходом свой текст, – ну не ведут себя как вареный баклажан. Вы же, кажется, изучали театр. Ваш отец говорил.

– Изучал. Но очень давно. И не практику, а теорию. От Античности до эпохи Возрождения. А до практики дело у меня так и не дошло – наскучило.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация