– Отмените спектакль! Перенесите на послезавтра! – закричала на Владимира Снежана.
Из своей гримерной выскочили княжны – кто с пудрой, кто с феном, кто с расческой, кто с остатками грима.
– Да тут работы на пять минут, – вдруг сказала Аня. – Мы на последнем занятии как раз проходили этот узел. Одолжит кто-нибудь расческу, фен и воск для волос?
– Конечно! Вот, вот и вот! – защебетали княжны. Каждой хотелось принять участие в спасении спектакля.
– Ну и отлично. Проблема, тоже мне. Омм, релакс, сейчас еще лучше будет.
– Богиня! – выдохнула Снежана, позволяя увлечь себя в гримерку.
Из-за угла выглянул Федя.
– Пронесло? – спросил он.
– Будешь моей дочери должен. По гроб жизни, – отмахнулся от него Владимир. – Иди туда и будь на подхвате. Спектакль начинать пора.
Около мужской гримерной стоял, руки в боки, суровый Павел Петрович.
– Значит, Владимир, это… Игоревич, – сказал он. – Сам уже здесь. С супругой. Папаша их охмуряет. Им должно у нас понравиться. Очень должно. Сделайте так, чтоб понравилось.
– Я несколько месяцев это делаю. Вы в зал сейчас? Проводите, пожалуйста, нашего видеооператора.
– Кубарев, – протянул руку тот. – Когда я снимал на Игарке…
– Очень приятно. Я вас красиво поставлю в уголок, чтоб Сам видел.
– Кубарев. Видеооператор, – снова протянул руку Кубарев. – Я – не декорация. Я буду снимать спектакль. Встану там, где потребуется. Когда я снимал в Афгане…
Павел Петрович во второй раз пожал протянутую руку, снова сказал, что ему очень приятно, и повел оператора в зал.
Выплыла Снежана – с обновленной и еще более пышной прической. Бантик и розочку Аня благоразумно отцепила. Следом вышла «богиня» с феном в одной руке и расческой в другой. За ней, понурив голову, брел Федя.
– Как умно, Владимир Игоревич, – сказала режиссеру дочка Полторацкого, – вы догадались привести парикмахера! Как раз тогда, когда в этом была необходимость!
И умчалась на поиски своего Молчалина.
– У тети звездная болезнь? – спросила Аня. – Она, вообще, как, в уме? Я типа сюда приехала, чтоб ей три волосины начесать в другую сторону – и могу уже назад?
– Просто не знаю, как отплатить вам, добрая фея, за спасение моей жизни… – бормотал Федя, перебирая четки на своей «сморщенной старческой шее».
– Уйди куда-нибудь, ладно? Или просто помолчи. – попросила Аня. – Мне бы на сюжете сосредоточиться.
– Я сейчас умру, – послышался сдавленный голос Нины.
Владимир обернулся. Призраки в синих халатах уже приготовились к выходу.
– Сейчас никому умирать не позволяется! – строго сказал режиссер и посмотрел на часы. – Вот после спектакля – сколько угодно. Я сам умру рядом с тобой, если что-то пойдет не так. А теперь, как говорит моя дочь: Омм, релакс. Пятиминутная готовность.
Добровольцы уже понесли на сцену декорации первого действия. Снежана в нескромном канареечном платье тащила за собой упирающегося Дмитрия и шептала: «Нам надо заранее спрятаться за дверь, чтоб потом не стучать каблуками!» Елена невозмутимо листала «Горе от ума» – правда, держала книгу вверх ногами и тем выдавала свое волнение. Ульяна грызла ручку метелки, с помощью которой она очень скоро будет разгонять призраков-уборщиц. Аня сидела на полу в коридоре и сочиняла закадровый текст для своего позитивного репортажа. Текст сочиняться не желал, хотя начало уже было положено: «Еще несколько месяцев назад скромная секретарша (курьерша? уборщица? – найти!!!) не подозревала, что будет играть главную роль в спектакле „Горе от ума“, поставленном по бессмертной комедии великого Грибоедова».
Вернулся Горюнин, отправленный на разведку, и доложил: зал полон, Сам с супругой и Петр Светозарович сидят в центре, фотограф и видеооператор заняли выгодные позиции, осветитель и звукорежиссер ждут знака.
Знаком был выход Елены. Как только она прилегла в кресле, опустив на колени раскрытую книгу, по сцене пробежал луч света, зазвучал вальс «Hijo de la Luna», и спектакль начался.
– Только не сбейтесь, девочки, только не сбейтесь! – сжимала за кулисами кулаки Ядвига.
Федя принес из дома ноутбук и поставил на подоконник в коридоре, неподалеку от выхода за кулисы. Вокруг столпились гости бала и артисты, не занятые в первом действии. Веб-камера исправно транслировала все, что происходит на сцене, – только без звука. Но звук было хорошо слышно и так.
Первое появление Фамусова зрители встретили овацией. Владимир метался от кулисы к кулисе, выталкивая, подбадривая, успокаивая, – чуть не забыл, что ему играть Петрушку.
– Петрушка! – гаркнул Стакан. – Петрушка!
Владимир уронил режиссерский экземпляр сценария и выскочил на сцену. И вот он уже Петрушка – туповатый исполнительный слуга в доме Фамусова. Чуть согнулся в полупоклоне. И, не разгибая спину, мелко семеня, пошел на зов хозяина.
– Петрушка! Вечно ты с обновкой, – недовольно сказал Стакан и внимательно посмотрел на Владимира. Тот склонился еще ниже и вдруг вспомнил, что он в очках. Крепостной в очках, ну конечно!
Стянул очки, спрятал в карман. Выпрямился. Преданно и близоруко взглянул на хозяина.
– Ну, куды снял? Полож на место, – рассердился Фамусов.
Под аплодисменты зала Петрушка робко натянул очки и снова поклонился.
– Достань-ка календарь! – скомандовал хозяин. Петрушка тупо посмотрел по сторонам. Отрывной календарь, специально приготовленный для этой сцены, остался в кармане у вышедшего из строя бойца. А боец – дрыхнет на диванчике в каморке вахтера. Зрители хохотали, утирая слезы, а Владимир лихорадочно искал выход.
Ситуацию спасла Ульяна – выбежала на сцену, что-то сунула Владимиру в руки, метелочкой смахнула с него пыль и побежала дальше.
Владимир развернул «календарь». Это был злополучный журнал с фотографией Батяни. Фамусов подошел поближе. Взял журнал в руки, рассмотрел его, показал зрителям обложку. Спросил:
– Похож?
Зал нестройно ответил: «Да!» и «Похож!»
– Именной! – похвастался Фамусов.
Потом, вернув журнал застывшему в подобострастной позе Петрушке, властно произнес:
– Читай не так, как пономарь…
Дальше все пошло по накатанному, как было сыграно уже не раз: Фамусов говорил, Петрушка записывал, преувеличенно живо реагируя на каждую реплику. Зал смеялся и аплодировал. Сам-покровитель утирал слезы. Владимир узнал его и оробел – совсем как гости бала после появления именитого Батяни в их любительских рядах.
Уже за кулисами режиссер накинулся на Ульяну:
– Ты зачем мне это сунула???
– Журнал? Он же сказал, что доверяет его мне. Я спрятала, и вот – пригодилось же. Так хорошо у вас вышло, – растерялась Ульяна. – А что, не надо было? Я все испортила?
