— Опустите пять долларов двадцать пять центов…
Джон поднес к трубке диктофон. Запись на диктофоне имитировала звяканье «квотеров», должных провалиться в чрево стального ящика.
Дождавшись падения последней монеты, обманутый робот с чувством произнес «спасибо», а далее последовал гудок вызова.
Абонент откликнулся незамедлительно. Звук из трубки доносился громкий, и Серегин отчетливо слышал текст доклада:
— Ты был прав, Джон. У Слепого — засада. Он сдал тебя итальянцам сразу же после твоего заказа на бумаги. Когда они утопят тебя в местном болоте с крокодилами, твои документы тут же найдут покупателя, благо, по криминальным учетам ты не проходишь, и твои отпечатки пока при тебе…
Джон повесил на рычаг трубку. После некоторого раздумья предложил Олегу:
— Может, сыграем на твои? Я уверен, нам улыбнется удача…
— Хватит упражняться на эту тему! — огрызнулся Серегин, глядя в глубину холла, где к лифту, ведущему в номера, направлялась любопытная парочка: по-прежнему неотразимо блистательное и стройное существо по имени Вирджиния, поддерживаемое под локоток очередным кавалером. Кавалер — розовощекий здоровяк с туповатой физиономией, видимо, турист из сельскохозяйственной глубинки, поглупевший от свалившегося на него счастья, был одет в новый, явно из ближайшего супермаркета костюм, а воротник его рубашки стягивал галстук-бабочка, в крылах которого мигали красным и желтым цветом сферические пуговки на батарейках. Вирджиния, мельком оглянувшись на Серегина, окатила его волной откровенного отчуждения. Тот в свою очередь снисходительно улыбнулся в ответ, соболезнуя залетному фермеру, угодившему в липкие силки порока. А великолепная Вирджиния вдруг представилась ему олицетворением самой Америки — страной, ближе всего расположенной к аду. Но — неотразимо завораживающей бижутерией своих завлекательных ценностей.
Пока Джон, оседлавший чемодан, предавался раздумью о дальнейших передвижениях и планах, Серегин позвонил в Нью-Йорк фиктивной супруге Хелен, так — на всякий случай.
Своим бесстрастным чеканным голосом девушка, ставшая придатком компьютера, не отрываясь от оконца монитора, поведала:
— Вчера тебе пришла по почте грин-кард. Так что — прими поздравления и — гони деньги, мне нечем платить за свет, я даже отключила холодильник.
— Давно пора, — сказал Серегин, — он уже годы работал вхолостую. А с деньгами — разберемся. Вскоре… Здесь, кстати, твой братец, он тебе гарантирует…
Хелен обреченно вздохнула. Затем продолжила скучно:
— У меня уже два дня живет Худой Билл. Он продал бизнес.
— Это еще почему? — озадачился Серегин.
— ФБР завело дело по мошенничеству со страховками, арестовано уже двадцать человек. Билл решил выйти из игры. После суда, думаю, все утихомирится, и он снова всплывет на поверхность. Да! — полицейский катер наткнулся на тело его папы у пирса на Стейтен-Айленд. Там тоже могут возникнуть вопросы. Но главное, он готов платить мне за проживание только пятерку в день! Я не знаю, что делать с этим наглым скрягой! Он использует меня! Хотя кто только меня не использует…
— Пристает? — спросил Серегин участливо.
— Х-мм, — донесся ответ. — Я предложила ему детский тариф, но этот жмот тут же потерял ко мне всякий интерес, и отправился на набережную Кони-Айленд к наркоманкам по три доллара… Он расстается с деньгами, как Ромео с Джульеттой.
— Щедрость никогда не была сильной стороной его характера, — согласился Олег. — И когда ему приходится платить, у него меняется овал лица. Причем, не в лучшую сторону.
— Время вашего разговора истекло, — встрял в диалог телефонный робот.
Положив трубку, Серегин оглянулся на Джона, листавшего в раздумье свою записную книжку. Оторвавшись от нее, тот произнес:
— Мы меняем маршрут. Едем в Пенсильванию. Путь долгий, надо угнать подходящую тачку. У меня там двоюродный дядя. Он солидный автомобильный дилер. Надеюсь, с жильем и с работой нам подсобит. Дорога займет часа четыре. Посиди на чемодане около пандуса. Думаю, я обернусь быстро.
И уже через пятнадцать минут, покидав пожитки в просторную пещеру багажника лимузина «Таун-кар», и, с удобством расположившись на его пухлых кожаных сиденьях, тандем вырулил на широкую автостраду, покатив в провинциальные североамериканские дебри с их бесконечными плоскими полями, усеянными мачтами ветровых генераторов и сияющими цилиндрами силосных башен.
Глядя на эту чужую землю, к которой оказался привязанным, Серегин думал, отчего все это с ним происходит? Ведь так он докатится до тюрьмы, а после и вовсе растает бесследно в какой-нибудь безымянной могиле вдали от родной, выпестовавшей его России, куда вдруг неодолимо и остро потянуло, наполнив душу тоской и мукой по своему берегу, оставшемуся за океанскими ширями и их гулкими поднебесными пространствами. Или все эти испытания посылает ему Бог?
— Когда-нибудь мы станем уважаемыми добропорядочными джентльменами, — внезапно произнес Джон, дисциплинированно соблюдающий скоростной режим. — И будем вести пресную праведную жизнь. Единственным отрадным утешением в ее скуке, мой друг, станут воспоминания. В том числе — и об этой минуте нашего бытия. Запомни ее! В ней есть риск, неизвестность, надежда… Ведь настоящая жизнь — это не дни, которые прошли, а которые запомнились!
— Моя жизнь здесь — это путешествие по разным этажам сумасшедшего дома, — буркнул Серегин. — И каждый из них я запомнил навсегда!
— И теперь в этом билдинге ты официально прописан, — сказал Джон. — Миллионы людей захотели бы оказаться на твоем месте, — жителя лучшей в мире страны. Ты грустишь по России? Что в ней хорошего, в этом осколке третьего мира?
— Да ты бы хотя бы сравни нашу и вашу культуры… — с возмущением начал Серегин, но Джон от него отмахнулся:
— Ваша культура закончилась в начале двадцатого века. Остался разве балет, в котором я мало что смыслю, хотя признаю, что этот тип шоу — хороший бизнес. А почему? Он — вне национальности, как физика и математика. А что предназначено для узкого национального сознания, широкого спроса не имеет. Мы же стоим над всеми национальностями. И всё американское без отрыжки лопает мировой рынок. Нашу культуру — тоже. Голливуд нужен везде, а кому требуются русские фильмы? Или индийские, пусть их и выпускают по дюжине в день… С музыкой, под которую разве кобр заклинать… Твоя голова забита шелухой. Я учился на психоаналитика, и дам тебе добрый совет: живи в пределах возникающих проблем, думая, как извлечь из них прибыль или же уклониться от ущерба.
— Мы не уклонились от ущерба в казино…
— Потому что были чьей-то проблемой, — парировал Джон.
Дядя Джона — добродушный облысевший толстяк лет шестидесяти, со слюнявым ртом и пористой, словно цепью изгвазданной физиономией, встретил их в своем офисе, примыкавшим к обширной площадке, плотно заставленной подержанными автомобилями, обманно лоснящимися от восковой пасты и зазывно украшенными елочной мишурой.
