— Зачем брата в штыки встречаешь? — спросил Кирьян. — Нельзя так. Плох он, или хорош, а сейчас, как понимаю, с родственным чувством прибыл, навестить…
— Ага. И чтобы на дело тебя какое склонить…
— И, думаешь, выйдет?
Помедлив, она хохотнула. Потом, обернувшись на мужчин, рассмеялась уже широко и искренне, сказала, махнув рукой:
— Ладно уж, наливайте, трепачи… Коли гость в дом, встретим, не ужмемся… Ночевать-то здесь будешь, ворюга?
— Ну, коли оставите…
— Деньги на этажерке лежат, под книжкой Карла Маркса, чтобы в розысках не утруждался …
— Учту полезный совет.
К ночи, когда Даша расстилала постели, Арсений, вышедший в очередной раз покурить на лестничную клетку, потянул за собой и Кирьяна:
— Постоишь рядом, ага?
«Вот, она — каверза», — подумал тот, но согласно кивнул.
Притулившись к трубе мусоропровода и, затянувшись заграничной сигаретой «Кэмел», Арсений поведал:
— О своей жизни распространяться не хотел и не буду. Хотя вклад в нее ты внес. Да, и не раскрывай глаза широко, с твоей подачи ко мне блатные прониклись, а, вернее, папаня твой тут подсобил ненароком связями своими… Но — чего о делах минувших! Пусть в них — судьба, и втюхала она меня в ту колею, что была предначертана. В нее тебя не зову, другой ты породы и интересов. Но, как ни крути, а мы — родня. И вот решил я: как родне не помочь? Ты ж на заводе своем себя ухайдакаешь, это ж не твое — точно, хоть и работяга по натуре… И есть тут у меня вариант: домоуправ знакомый ищет сейчас дворника. Район соседний — Сокольники. Зарплата — средненькая, но работа, как у водолаза: пара часов в сутки и, главное, служебная квартира! Двухкомнатная! Теперь думай. Вот адрес, телефон. Дашке о том, что все с моей подачи — ни-ни! — я для нее — зло воплощенное… Скажи ей: кореш заводской наводку дал… И запомни с дня сегодняшнего: как бы я ни жил, чтобы ни творил, но семью твою праведную вовек не подведу и хранить буду… По рукам, Кирьян?
— Остепениться бы тебе, Арсений… Ведь мужик ты — любой бабе подарок…
— Это — точно! Я заметил, что не только шлюхи, но и порядочные девушки находят привлекательными тех, кто живет вне закона. Странно, да?
— Трепло ты неугомонное… Тьфу!
Утром, когда проснулись, Арсения в доме уже не было, он растаял, как призрак, не скрипнув ни половицей, ни дверью. Под книжкой теоретика коммунизма Маркса, штудируемого Кирьяном для поступления в институт, обнаружилась перетянутая аптечной резинкой пачка купюр. С запиской: «На пеленки племяннику».
СЕРЕГИН
Кадровый механизм армии США сработал незамедлительно: сразу же по возвращении Олегу предложили должность инструктора в одном из учебных подразделений, а Джону выпала служба испытателем-наладчиком на полигоне отстрелов спецвооружения, включавшего в себя переносные ракетные комплексы, новейшие гранатометы и разнообразное стрелковое оружие.
Продолжать казенную службу не хотелось, но иных перспектив не виделось. Получив законный отпуск, первым делом они связались с Худым Биллом, скрывавшимся от мафии и от КГБ на территории благословенной Калифорнии в очередном открытом им автосервисе.
За время разлуки с товарищами никаких значительных перемен ни в жизни Билла, ни в его характере, ни в облике, не случилось.
— Надоело отсиживаться по всяким норам на дне, но, думаю, скоро можно выпустить перископ, а потом и всплыть, — поведал он. — Мафия до сих пор роет землю после этой истории в ресторане, но никак не поймет, с чьей стороны прилетели пули.
— Так, может, нам и не о чем волноваться? — встрепенулся Джон.
— Может… Но я всегда забочусь о ваших шкурах, — продолжил Худой Билл невозмутимо. — Сообщаю: мне выпала удача заполучить надежные документы. Их прежний владелец уже покинул сей мир, не оставив после себя криминальной истории, а значит, и отпечатков пальцев во всяких вероломных картотеках. Но, увы, мои «пальчики» там имеются. Поэтому приходится жить скучно, обходясь без приключений. Но ведь я подумал и о вас! Так что через неделю можете обзавестись страховкой: новыми водительскими лицензиями и паспортами с чистыми псевдонимами…
— Эти люди, что, тоже… — выдавил Серегин начало деликатного вопроса.
— Увы, — скорбно откликнулся дружище Билл.
— Неплохая идея, если ты не разочаруешь меня с ее ценовым воплощением, — настороженно и витиевато высказался Джон.
— Всего-то пара тысяч, — ответил Худой Билл, потупив взор. — С каждого.
— Идет… — процедил Джон сквозь зубы.
А Серегина вдруг неудержимо потянуло в Москву. Он хотел увидеть родителей, Аню, повиниться перед ней, рассказать, что разлука была продиктована чужой волей, и теперь он готов строить жизнь с ней и только с ней… И почему бы в самом деле не забрать ее сюда, в Штаты? Да, именно так он и поступит!
Отстраненно беспокоил вопрос о вероятных инсинуациях госбезопасности, но прошедшее время затмило прежние страхи, кроме того, на связь с ним никто не выходил, а потому думалось: вдруг, все, да и забылось? Тем паче, в бурлившей переменами России чиновные кресла переходили изо дня в день от седалищ к седалищам, был реформирован и предан анафеме КГБ, а потому особенного риска в поездке он не ощущал.
Но в московском аэропорту случился неприятный казус: в джинсах Серегина, некогда оставшихся вместе с другими вещами на армейском вещевом складе перед отправкой в Ирак, а ныне небрежно брошенными в чемодан, российская таможня обнаружила два боевых патрона «парабеллум».
Как они оказались в одежде, Серегин не помнил, но то, что — благодаря именно его головотяпству, сомнений не вызывало. Далее произошло то, что в футболе именуется удалением с поля на первой минуте матча… Его уже уводили в местную камеру предварительного заключения люди в штатском, но тут из недр памяти ясно выплыл телефон энергичного опера Евсеева.
— Прошу позвонить… Выполняю задание… — обратился он к сопровождающему его официальному лицу, чей облик прямо и бесспорно ассоциировался с принадлежностью лица к кадрам тайной карательной организации.
Через час Евсеев помогал ему с погрузкой чемодана в багажник своей черной служебной машины, стоявшей под знаком «Остановка запрещена». Патрульный «гаишник» с палкой, куривший неподалеку, умело машину игнорировал.
Еще через час Серегин обнимал маму и папу, а вечером позвонил Ане.
Услышав ее голос, выдохнул с затаенным страхом:
— Ну, я вернулся…
— Зачем?
— К тебе, — ответил угрюмо и убежденно.
— Я ждала этого звонка, — произнесла она напряженно, словно через силу. — И боялась его… Хорошо, приходи. Но только это будет или твоим окончательным возвращением, или…
— Мне кажется, я вернулся навсегда… По крайней мере, к тебе.
