Доверяя осмотрительности брата Лоренцо, аккуратно отправлявшего ее письма, Джульетта понимала, что монах не в силах проследить их дальнейшую судьбу. Не располагая деньгами для оплаты почтовой доставки, она вынужденно полагалась лишь на доброту и порядочность путешественников, направлявшихся в те края, где жила ее сестра. Но теперь, когда дядя запер ее под домашним арестом, любой мог остановить брата Лоренцо на выходе из палаццо и потребовать вывернуть карманы рясы.
Поэтому Джульетта начала прятать письма Джианноцце под половицей. Довольно и того, что брат Лоренцо доставляет ее любовные письма Ромео; понуждать его распространять и другие свидетельства ее бесстыдных чувств было бы жестоко. Поэтому мечтательно-подробные отчеты об амурных делах томились под полом в ожидании посланца, который доставит их всех разом, - или дня, когда Джульетта бросит их скопом в огонь.
Что до ее писем Ромео, она получала пылкие ответы на каждое. Она изъяснялась сотнями слов - он отвечал тысячами; когда она писала «нравится», он отвечал «люблю». Она была смелой и называла его пламенем, но он был смелее и называл ее солнцем. Она отваживалась мечтать о танцах с ним в бальном зале, а он не мог думать ни о чем другом, кроме как остаться с ней наедине.
После взаимного признания горячая любовь знает лишь два пути: первый ведет к удовлетворению желаний, второй - к разочарованию; покой невозможен. Поэтому однажды в воскресное утро, когда после мессы в соборе Святого Христофора Джульетте и ее кузинам позволили пойти на исповедь, войдя в исповедальню, она обнаружила, что за перегородкой вовсе не священник.
- Простите меня, отец мой, ибо я согрешила, - привычно начала она, ожидая встречных вопросов.
Вместо этого она услышала шепот:
- Как это любовь может быть грехом? Если Господь не предназначал людям любить, зачем он создал такую красоту, как твоя?
Джульетта задохнулась от удивления и страха.
- Ромео? - Она опустилась на колени, пытаясь что-нибудь разобрать сквозь металлическую филигрань, и действительно, за решеткой ей удалось разглядеть смутные очертания улыбки. Так улыбаться мог кто угодно, только не священник. - Как ты посмел сюда прийти? Тетка в десяти шагах от исповедальни!
- В твоем сладком голосе больше опасности, - пожаловался Ромео, - чем в двадцати сварливых тетках. Молю тебя: продолжай, и пусть твои речи погубят меня окончательно. - Он прижал ладонь к решетке, желая, чтобы Джульетта сделала то же самое. Она подчинилась и, хотя их руки не соприкасались, ощутила тепло его ладони.
- Как бы мне хотелось, чтобы мы были простыми крестьянами, - прошептала она, - и встречались когда захочется.
- А если бы мы, простые крестьяне, встречались, - подхватил Ромео, - что бы мы делали?
Джульетта порадовалась, что он не видит, как порозовело ее лицо.
- Тогда между нами не было бы решетки.
- Этого, по-моему, слишком мало.
- Ты, - продолжала Джульетта, просунув кончик пальца через крошечное отверстие решетки, - несомненно, говорил бы рифмованными куплетами, как делают мужчины, обольщая строгих дев. Чем меньше у девушки желания, тем изысканнее стихи.
Ромео с трудом подавил смех.
- Во-первых, я никогда не слышал, чтобы бедный крестьянин изъяснялся стихами. Во-вторых, я точно знаю, к какой поэзии прибегнуть. Не слишком утонченной, в нашем-то случае.
- Негодяй! Отныне я стану образцом благонравия и буду избегать твоих поцелуев!
- Легко говорить, обнимаясь через стенку, - усмехнулся он.
Секунду они стояли молча, словно пытаясь прочесть мысли друг друга через деревянные плашки.
- О, Ромео, - вырвался грустный вздох у Джульетты. - Неужели такой и будет наша любовь? Тайна в темной комнате, когда жизнь кипит снаружи?
- Это ненадолго, если у меня все получится. - Ромео закрыл глаза и представил, что прижимается не к стене, а к гордому лбу Джульетты. - Я искал сегодня встречи, чтобы сказать - я решился просить отца дать согласие на нашу свадьбу и пойти к Толомеи сватать тебя.
- Ты хочешь… жениться на мне? - Джульетта не была уверена, что правильно поняла возлюбленного. Он не спрашивал ее, а говорил как о решенном деле. Сиенская манера, не иначе.
- А что мне остается? - простонал он. - Я должен обладать тобой полностью, есть с тобой и спать с тобой, иначе я иссохну, как изголодавшийся узник. Ну, вот я и сделал тебе предложение. Прости за недостаток романтики.
По другую сторону решетки настала тишина. Ромео уже начал волноваться, что оскорбил девушку. Он уже проклинал свою бесшабашную откровенность, когда Джульетта, наконец, нарушила молчание, сразу спугнув все мелкие страхи запахом крупного зверя.
- Если я жена, которую ты ищешь, тебе придется добиться расположения Толомеи.
- Как бы сильно я ни уважал твоего дядю, - не удержался Ромео, - в мою спальню я надеюсь ввести тебя, а не его.
Джульетта, наконец, рассмеялась, но радость Ромео долго не продлилась.
- Он человек огромного честолюбия. Пусть твой отец прихватит длинную родословную, когда придет в палаццо Толомеи.
Ромео задохнулся от оскорбления.
- Мужчины моей семьи носили шлемы с плюмажами и служили кесарям, когда твой дядя Толомеи в медвежьей шкуре кормил свиней ячменной мешанкой! - Спохватившись, что ведет себя по-детски, Ромео продолжал уже более спокойно: - Толомеи не откажет моему отцу. Между нашими семействами исстари был мир.
- Тогда это лишь ровное течение неволнуемой крови, - вздохнула Джульетта. - Ты все еще не понимаешь? Если наши дома не враждуют, что можно выиграть этим браком?
Ромео не хотелось признавать ее правоту.
- Все отцы желают своим детям добра!
- И поэтому дают горькое лекарство, невзирая на слезы.
- Мне восемнадцать. Отец обращается со мной как с равным.
- А, значит, ты старик? Отчего же еще не женат? Неужели схоронил невесту, сговоренную за тебя с колыбели?
- Мой отец не верит в молодых мамаш, которым самим еще впору грудь сосать.
Ее скромная улыбка, едва различимая сквозь густую вязь решетки, была отрадой после всех мучений.
- Ему больше нравятся старые девы?
- Да тебе шестнадцати нет!
- Ровно шестнадцать. Но кто считает лепестки увядшей розы?
- Когда мы поженимся, - прошептал Ромео, торопясь перецеловать кончики ее пальцев, - я полью тебя, положу на мою постель и пересчитаю их все.
Джульетта попыталась нахмуриться:
- А как насчет шипов? Вдруг я тебя уколю и испорчу все блаженство?
- Доверься мне, и удовольствие намного превзойдет боль.
Так они беседовали, волнуясь и поддразнивая друг друга, пока кто-то нетерпеливый не постучал по стенке исповедальни.
