- Вы хотите сказать, - спросил он, глядя на то, как я шевелю пальцами в воде, - что моя теория нуждается в пересмотре?
- А теории вообще нужно постоянно пересматривать. Если этого не делать, они перестанут быть теориями и превратятся… во что-то другое. - Я угрожающе взмахнула руками: - Они станут драконами, стерегущими вход в вашу крепость, никого не впуская и не выпуская.
Алессандро взглянул на меня, видимо, гадая, отчего я такая колючая все утро.
- А вы знаете, что в Сиене дракон является символом девственности и защиты?
Я отвела глаза:
- А вот в Китае дракон символизирует жениха, записного врага девственности.
Мы замолчали. Вода Фонтебранда мягко рябила, бросая на своды ослепительные блики с неспешной уверенностью бессмертного существа. На секунду я почти поверила, что могу стать поэтессой.
- Значит, вы верите, - сказала я, отбросив идею прежде, чем она пустила корни, - что Фонтебранда делает вас pazzo?
Он посмотрел в воду. Наши ступни казались погруженными в жидкий нефрит. На его губах появилась легкая улыбка, словно он знал, что на самом деле мне не нужно слов, ибо ответ читался в его глазах - блестящее зеленое обещание экстаза.
Я кашлянула.
- Я не верю в чудеса.
Он посмотрел на мою шею.
- Тогда зачем вы это носите?
Я тронула распятие.
- Обычно не ношу. В отличие от вас, - кивнула я на его расстегнутый ворот.
- Вы об этом? - Он полностью вытянул кожаный шнурок поверх рубашки. - Это не распятие. Мне не нужен крест, чтобы верить в чудеса.
Я во все глаза уставилась на оригинальный кулон.
- Вы носите пулю?!
Алессандро криво улыбнулся:
- Я называю ее любовной писулькой. В газетах писали про «дружественный огонь»
[43]
. Очень дружественный - пуля остановилась в двух сантиметрах от сердца.
- Ну, значит, твердая грудная клетка.
- Скорее твердый напарник. Эти пули прошивают насквозь по несколько человек. До того как попасть в меня, она прошла через одного из моих товарищей. А не угоди я в госпиталь, меня бы разорвало на куски. Судя по всему, Бог знает, где я, даже если не ношу крест.
Я не знала, что сказать.
- Когда это произошло, где?
Нагнувшись, он опустил руку в воду.
- Я же рассказывал, что подошел к самому краю…
Я безуспешно пыталась поймать его взгляд.
- И все?
- Пока все.
- Ну что ж, я скажу вам, во что верю я. Я верю в науку.
Не дрогнув ни единой черточкой, он медленно поднял глаза и посмотрел мне в лицо.
- Мне кажется, - сказал он, - вы верите не только в науку. Против воли. И потому боитесь. Вы боитесь pazzia.
- Боюсь? - попыталась я рассмеяться. - Да я нисколечко…
Он перебил меня, набрав в горсть воды и протянув мне.
- Если не верите, выпейте. Что вам терять?
- Еще чего! - отпрянула я. - Да здесь полно бактерий!
Он стряхнул воду с пальцев.
- А люди пили сотни лет.
- И сходили с ума!
- Видите? - улыбнулся он. - Все-таки вы верите!
- Да! Я верю в микробов!
- А микроба вы видели?
Я яростно посмотрела на его дразнящую улыбку, раздраженная его легкой победой.
- Очень смешно! Ученые их каждый день видят.
- А святая Екатерина видела Иисуса, - сказал Алессандро, сверкнув глазами, - здесь, в небе Сиены, над базиликой Сан-Доменико. Кому вы верите? Вашим ученым, святой Екатерине или обоим?
Когда я не ответила, он сложил руки ковшиком, зачерпнул воды из фонтана и сделал несколько глотков. Остальное он протянул мне, но я снова отшатнулась.
Алессандро покачал головой с притворным разочарованием.
- Вы не та Джульетта, которую я запомнил. Во что вас превратила Америка!
Я возмущенно выпрямилась:
- О'кей, давайте сюда вашу воду!
Воды у него едва осталось на ладони, но я все равно отхлебнула, уткнувшись губами в кожу, чтобы Алессандро меньше возражал. До меня не сразу дошло, насколько интимным получился жест, пока я не увидела выражение его лица.
- Теперь от безумия нет спасения, - хрипло сказал он. - Вы стали настоящей сиенкой.
- Неделю назад, - напомнила я, мгновенно очерствев, чтобы не дать себе размякнуть, - вы предложили мне отправляться домой.
Улыбнувшись на мой хмурый вид, Алессандро коснулся моей щеки:
- Вот вы и дома.
Мне понадобилась вся сила воли, чтобы не прильнуть к его руке. Несмотря на множество причин не доверять этому человеку, не говоря уже о флирте с ним, все, что я выдавила, было:
- Шекспиру бы это не понравилось.
Ничуть не обескураженный моим почти беззвучным отказом, Алессандро медленно провел пальцем по моей щеке, задержавшись в углу рта.
- Шекспиру знать не обязательно.
Что я увидела в его глазах, было мне так же чуждо, как неизвестный берег после бесконечных ночей в океане; за листвой джунглей я чувствовала присутствие незнакомого зверя, первобытной твари, ждущей, когда я сойду на берег.
Что он увидел в моих, я не знаю, но его рука упала.
- Почему вы боитесь меня? - прошептал он. - Fammi capire, объясните же мне!
Я колебалась, но это был мой шанс.
- Я ничего о вас не знаю.
- Я весь перед вами.
- Где, - я указала на его грудь и пулю, висевшую под рубашкой, - это случилось?
Он на мгновение зажмурился, затем открыл глаза и позволил заглянуть прямо в его усталую душу.
- В хорошо знакомом вам Ираке.
Одно это слово разом похоронило мой гнев и подозрения под оползнем сочувствия.
- Хотите поговорить об этом?
- Нет. Следующий вопрос?
Мне понадобилась целая секунда, чтобы осмыслить потрясающий факт: при минимальном усилии я вытащила из Алессандро большую тайну. Или, по крайней мере, одну из них. Однако было не похоже, что остальное я раскопаю так же легко, особенно эпизод с разгромом моего номера.
- Вы… - начала я, но не решилась спросить напрямую. Тут же мне в голову пришла другая мысль, и я закончила вопрос иначе: - А вы не приходитесь какой-нибудь родней Лучано Салимбени?
Алессандро удивленно посмотрел на меня - он явно ожидал чего-то другого.
