Аретино стремительно, как флагманский корабль на простор
волны, вырвался из кабинета. В кильватере влачился «Барбарусса», одной рукой
придерживая свой необъятный тюрбан, другой – рыжий клок на подбородке. Ни
всполошенный Пьетро, ни его лживый секретарь не обратили на Троянду ни
малейшего внимания – впрочем, она предусмотрительно отступила в тень
спасительных портьер (какое счастье, что Аретино питал слабость ко всяким
драпировкам!) и вынырнула оттуда, лишь когда Григорий поравнялся с ней.
Схватила за руку – ее даже затрясло от ощущения его жаркой кожи, но все же
Троянда нашла в себе силы пробормотать:
– Это не Барбарусса! Борода…
Аретино обернулся, словно почуяв неладное, и Троянда едва
успела отпрянуть. Григорий, приняв совершенно безразличный вид, прошел мимо, и
только невообразимо быстрый взгляд означал, что он все слышал и все понял. Зато
Васятка, замыкавший шествие и полускрытый широкими плечами Григория, не
поленился наклониться и шепнуть… шепнуть по-русски:
– Спасибо, сестренка!
В глазах Троянды все поплыло от внезапных слез. Она поднесла
к губам пальцы, еще хранившие ощущение живого, страстного тепла, исходящего от
Григория, – и тут раздался его голос:
– Одну минутку, синьоры!
Аретино с «Барбаруссой», на всех парусах летевшие к тайнику,
нетерпеливо обернулись.
– Ну, что еще? Hельзя медлить, поймите!
– Hельзя, – покладисто произнес Григорий. – Однако же и
рисковать нашим делом не хочется. Предлагаю встретиться завтра: думаю, к этому
времени вы уже уладите свои неприятности. Буду ждать вашего известия на
корабле. Прощайте! – И, не дожидаясь ответа, он резко повернул к главному
коридору, который вел к террасе. Васятка зашагал следом.
– Синьор Грегорио! – жалобно воззвал Аретино, словно
ребенок, у которого отняли желанную игрушку. – Ради бога, синьор Грегорио!..
Он ткнул в бок окаменевшего «Барбаруссу», и тот тоже завыл:
– Погодите, синьоры, ради бога… то есть ради аллаха!
Это имя произвело магическое действие: Григорий остановился
так резко, что Васятка едва не налетел на него. Обернулся, окинул прищуренными глазами
пятерку bravi, спешивших со всех сторон с угрожающими лицами, – и вдруг
озабоченно, сочувственно воззрился на «Хайреддина»:
– Господи Иисусе! Да у вас же борода отклеилась, сударь!
– Где?! – в ужасе вскричал Луиджи, вскинув руки к
подбородку… отдернул их, словно обжегся… но было уже поздно – Григорий
расхохотался ему в лицо:
– Верните синьору Аретино ваши побрякушки. Ведь это он дал
вам их поносить, не так ли?
– Взять его! – взвизгнул потерявший голову Аретино, и bravi
метнулись вперед, как натасканные псы.
По лицу Васятки расплылась счастливая улыбка. Он повел
плечами – и отборные вояки Аретино покатились к ногам своего повелителя.
Вскочили – и вновь их натиск был сокрушен, однако, чувствовалось, Васятка уже
разъярился: двое bravi остались недвижимы, оставшиеся двигались с трудом;
только и могли, что на почтительном расстоянии, с выражением бессильной злобы,
следовать за отступавшими русскими.
Те быстро достигли своей лодки. Васятка вмиг оказался за
веслами, а Григорий замешкался на корме, вглядываясь в темные двери дворца.
Троянда выбежала на террасу, в отчаянии стиснула руки у
горла. «Уезжай! Уезжай! – едва не крикнула она. – Они ведь будут стрелять!» Но
Григорий все смотрел на нее, не отводя глаз. «Да неужто он ждет меня?! –
мелькнула безумная мысль. – Нет, не может быть! Но почему он так смотрит?..»
Она не успела додумать: Аретино выбежал на террасу с
аркебузой в руках; за ним спешили вооруженные мушкетами и пистолями bravi.
Троянда взвизгнула так, что у нее едва не разорвалось горло;
руки Аретино дрогнули, прицел сбился, пуля ударилась о мраморные ступени и
запрыгала по ним, как ядовитая сколопендра.
Васятка одной рукой швырнул Григория на дно, другой круто
развернул лодку, сделал мощный гребок – и Троянда закрыла лицо руками, чтобы не
видеть, как уплывает прочь ее счастье.
* * *
– О, будь я проклят! – пробормотал безнадежно Аретино, и
аркебуза вывалилась из его рук с таким грохотом, что Троянда вздрогнула и
подняла голову. – Все рухнуло! Все рухнуло! Этот русский просто дьявол. Ну как,
как он мог догадаться?!
– Не знаю, – чуть не плача, трясся рядом Луиджи. – Не знаю!
Я так старался…
– Старался! – передразнил его Аретино, поднося к носу
дрожащего секретаря свой пухлый кулак. – Глаза б мои на тебя не глядели!
Отправляйся в кабинет и снимай все украшения. И если я замечу, что пропал хоть
один камень…
– Да, синьор, – пролепетал окончательно сокрушенный Луиджи.
– Воля ваша, синьор. Но… нет, я не пойду туда, синьор. Там ведь где-то бродит
Джилья! Представляете, что она сделает со мной, если увидит?!
– И поделом бы! – взревел Аретино. – Но ты лучше не ее, а
меня бойся! И она пусть тоже боится. А кстати, где она? Где Джилья? Кто-нибудь
вообще видел ее – или это ты придумала, чтобы выставить меня на смех перед
своими русскими дружками? – вдруг обернулся он к Троянде, и у той обморочно
зашлось сердце: Аретино догадался… не мог не догадаться. Теперь он убьет ее,
просто пришибет на месте – и все! – Ну, говори: где Джилья?!
– Да здесь я, чего ты орешь, Пьетро? – раздался раздраженный
голос, и на террасе появилось новое действующее лицо, при виде которого Троянда
перекрестилась, Луиджи рухнул на ступеньки кучкою сверкающего тряпья, а
Аретино, слепо простирая руки, двинулся вперед, бормоча:
– Джилья… о Джилья, значит, ты вернулась?!
– Разумеется, вернулась! – сердито воскликнула изрядно
обтрепанная фигура с исхудалым лицом, сверкая зелеными глазищами, под одним из
которых желтел преизрядный синяк. – И я бы не возражала, если бы вернулось еще
кое-что… например, мои платья, половины из которых я не нахожу! Надеюсь, ты не
роздал их кому-нибудь из своих поганых Аретинок? Или, не дай бог, завел новую
любовницу?! О, кого я вижу! – наконец заметила она Троянду, и глаза ее засверкали,
как изумруды. – Но ведь тебя похоронили!
– Меня похоронили, а ты, как я вижу, сбежала от Пьетро, –
усмехнулась Троянда, почти с благодарностью вглядываясь в эти неукротимые
глаза. – Как говорится в пьесах, на сцене то же и те же.
– Почти! – мрачно буркнула Джилья. – Не хватает одного
персонажа, но, клянусь мадонной, если он попадется мне на глаза… Я буду бога
молить, чтобы наши пути еще пересеклись и я могла бы сказать этому гнусному
предателю Луиджи все, что думаю о нем!
