«Та, которая была моей Избранной до Рианнон, достигла весьма преклонного возраста», — Голос Богини по- прежнему звучал в моей голове, но на этот раз ее присутствие стало более явственным.
Я ощутила какое-то движение рядом и отвлеклась от странной картины внизу. У меня перехватило дыхание, когда я увидела переливающиеся очертания моей Богини. Тело Эпоны колыхнулось разок и тут же стало видимым. Она была великолепна. Густая шевелюра светлых волос цвета спелой пшеницы, потревоженная ветром, частично закрыла ей лицо. На ней была льняная накидка с тем же жемчужным отливом, что и стены храма. Ткань парила вокруг нее газовым облачком, чувственно облегая грациозные формы.
Я молча рассматривала Богиню, когда она повернулась ко мне.
— Эпона!.. — Я умолкла и почтительно склонила голову.
В жизни не видела никого подобного ей. Это был идеал красоты, почитаемый с незапамятных времен. Именно ее из века в век пытались воссоздать художники. Одно сознание того, что я находилась рядом с нею, лишило меня Дара речи.
С улыбкой, излучавшей любовь и понимание, она провела рукой по лицу, и ее образ стерся. Теперь я смотрела на переливающийся туман, сохранивший очертания Богини.
«Та, которая была моей Избранной до Рианнон, достигла весьма преклонного возраста, — До меня дошло, что Эпона повторила свои последние слова, — У нее была дочь, но, как иногда случается, ребенок вырос, не имея расположения к делу своей матери».
Теперь, когда ее образ нельзя было различить, я снова могла дышать и думать, сосредоточиться на словах Богини.
«С ее уходом я избрала Рианнон в качестве своего следующего Воплощения. В то время она была всего лишь ребенком, малышкой среди взрослых. Поэтому за храмом присматривали жрицы низшего ранга. Они делали это до тех пор, пока моя молодая Избранная не достигла совершеннолетия, — В голосе Эпоны я слышала не упрек, а любовь родителя, удивляющегося проказам своего непослушного дитяти — Они развели повсюду цветы, изменили облик храма, который перестал быть крепостью. Я знала, что моя Возлюбленная восстановит былой порядок, когда повзрослеет, однако не поняла, насколько ее избаловали жрицы. Они испортили девчонку окончательно и непоправимо.
Теперь мы посмотрим церемонию вступления на престол».
Богиня махнула рукой, и сцена перед нами поменялась. Теперь мы парили над прелестной поляной в лесу, окружавшем храм.
— Это та самая поляна с двумя древними дубами, — сказала я.
«Да, Возлюбленная. Это священная роща. Сегодня вечером состоится празднование Бельтайна, которое случилось через год после того, как к Рианнон пришли первые месячные».
По краю поляны разожгли высокие костры. Вокруг каждого танцевали и пели молодые мужчины и женщины. Все они были едва прикрыты одеждой, что неудивительно, если церемонией руководила Рианнон, и буйно предавались веселью. Громко звучала музыка, и мое сердце начало стучать в радостном предчувствии неизвестно чего.
Рядом со мной зазвенел смех Богини.
«Ты даже сейчас ощущаешь призыв Бельтайна, правда ведь, Возлюбленная?»
— Я точно что-то ощущаю, — неуверенно ответила я, а потом добавила: — Что-то хорошее.
Смех Эпоны наполнил меня невыразимой радостью, настоящим счастьем. Я принялась рассматривать поляну. Рядом с ручьем, поблизости от огромных дубов-близнецов, был сооружен шатер. Он напомнил мне что-то романтическое и красивое из «Тысячи и одной ночи». Над шатром колыхался один большой купол и пять маленьких. В центре сооружения находилось отверстие, через которое в ясное ночное небо поднимался ровный столб дыма. Пола, закрывавшая вход в шатер, была пригнана плотно, но внутри горел свет, придавая светло-зеленой ткани волшебное сияние.
«Смотри», — сказала Богиня, когда мы опустились сквозь потолок шатра.
В его центре горел один-единственный огонь в медном сосуде на трех ножках. Мигающие языки пламени придавали всему красный оттенок. На полу лежали плетеные золотистые коврики. Вместо мебели — огромная гора бархатных подушек, выкрашенных в алый цвет крови.
Я же сказала, что не стану это пить! — раздался девичий голосок.
Я узнала его и усмехнулась. Это была я, вернее, Рианнон в подростковом возрасте. Можете мне поверить, я где угодно узнаю этот дерзкий тон.
Но, миледи, Избранная всегда выпивает вино Богини перед началом ритуала, — Милый голосок очень юной Аланны звучал устало и встревоженно.
Даже в тусклом свете я все-таки сумела разглядеть и оценить невероятное мастерство, с каким был украшен кубок, который она протягивала своей госпоже. Рианнон грубо выбила кубок из руки Аланны. Густая красная жидкость окропила дождем золотистый ковер.
Я Воплощение Богини, поэтому сама принимаю решения. Сейчас я решила не пить это зелье, — прошипела юная Рианнон, предвосхищая свою жестокость во взрослом возрасте.
Миледи, вино Богини делает ритуал приятным для Избранной, — попыталась урезонить ее Аланна. — Вот почему Эпона требует, чтобы ее Возлюбленная выпила его. Богиня заботится только о вас.
Ха! Эпона заботится о своем удовольствии. Она хочет повелевать мною. Забота обо мне не имеет никакого отношения к тому, что ею движет, — угрюмо изрекла Рианнон.
Помнится, я тоже один раз попробовала говорить таким тоном с отцом, когда была подростком. Кажется, мне тогда хотелось где-то задержаться после комендантского часа. Прекрасно помню, как он поступил: тут же запер меня дома. Вот его точные слова: «Шаннон Кристин, ты останешься под замком до тех пор, пока не исправишься». К несчастью для Рианнон, я не увидела никаких признаков присутствия ее отца или моего, если на то пошло, да и любого другого человека, который мог бы остановить эту паршивку.
Миледи, вы Возлюбленная Богини, ее Избранная. Богиня печется о вашем благе, — продолжала юная Аланна, явно расстроенная.
А я отказываюсь. Предпочитаю сохранить присутствие рассудка. Теперь оставь меня. Пусть начнется церемония. — Рианнон надменным жестом велела прислуге уйти.
Аланна неохотно подобрала кубок и, медленно пятясь, вышла из шатра.
Я внимательно следила за юной Рианнон, которая резко поднялась и начала метаться в маленьком пространстве, не заполненном подушками. Она рассеянно запустила обе пятерни в шевелюру. Я даже вздрогнула, увидев знакомый жест. Всю свою тридцатипятилетнюю жизнь у меня была эта привычка. Наблюдать своего двойника в прошлом — какой-то сюрреализм. На ней был золотистый халат, застегнутый спереди, но при малейшем движении он распахивался, открывая крепкое обнаженное тело.
Ах, молодость, — пробормотала я, завидуя свежести юного тела.
Внезапно Рианнон закрыла руками уши, как делает ребенок, когда пытается не слушать родительских наставлений.
Нет! Убирайся из моей головы! Никто не смеет говорить мне, что делать! Я поступлю по-своему, а не по-твоему! — пронзительно закричала она, стоя в пустом шатре.
