Держаться.
Я пела колыбельные Поло, глотая успокаивающие таблетки, мы засыпали вместе в моей постели. Кожа к коже: сохранить это. В следующий месяц я решила переехать. Мы обосновались в другом предместье, с такими же серыми, покрытыми граффити домами, такими же супермаркетами, такими же крытыми автобусными остановками с растрескавшимися стеклами. И с такими же соседями, или почти, – правда, тут все же было одно значительное преимущество: они ничего не знали о моем прошлом и плевать на него хотели. Поло я рассказывала, что его отец был альпинистом и исчез во время восхождения на северный склон Эвереста. Наверное, лучше было ему сказать, что он погиб, но у меня язык не повернулся. Ошибка.
– Если он исчез, значит, его могут найти.
– Знаешь, Поло, в последний раз, когда его видел один человек, это было на семи тысячах семистах метрах высоты, и погода ужасно испортилась.
– Тем более: если этот последний человек выжил, то разве и он не мог?
Как-то под вечер, около пяти часов (Поло тогда был в четвертом классе), мне позвонил школьный психолог.
– Дорогая мадам, поверьте, я сожалею, что приходится коснуться этой темы, но Поло рассказал мне об этой трагедии в горах. Ужасно, но вообще-то есть правило № 1: не позволять ребенку мечтать о невозможном. Ведь его отец не вернется, не так ли?
– Нет, не вернется.
– Тогда придется сказать ему правду. Ваш Поло, мадам, воображает, что человеческое существо могло выжить и продержаться девять лет в какой-нибудь трещине. Что его отец, возможно, обнаружил параллельный мир. Что легенда о йети не лишена оснований. Хуже того: что глобальное потепление и таяние льдов могут подарить нам чудо. Простите, что говорю напрямик, дорогая мадам, но пора взять на себя ответственность.
В день его десятилетия я все ему рассказала. Поло ответил:
– Я так и думал.
Мы договорились, что больше не будем об этом упоминать, во всяком случае, не раньше, чем пройдет много времени, чтобы не причинять друг другу боль.
– Мама!
Он в дверях. Улыбается. Надеж держит его за плечо. На нем шорты и футболка, волосы взъерошены. На ней костюм в косую клетку с большой позолоченной брошью в виде цветка, а волосы подхвачены серым обручем: я ее едва узнала. Никогда не видела ее иначе как в свитере или в халате, с конским хвостом на затылке. Я попыталась пошутить:
– Я еще не умерла, тебе незачем было одеваться так торжественно.
Она насупилась, ища ответ, но опоздала: Поло бросился мне на шею.
– Ну как ты?
– Ничего серьезного, со мной все в порядке.
– Мамочка, ты, должно быть, испугалась…
Я стискиваю его в объятиях. И снова убеждаюсь, как хорошо и сладостно, что ты у меня есть, мой Поло. Время опять застывает и мое сердце отогревается.
– У вас славный мальчуган, – сказал мужчина рядом со мной.
– А вы тоже там были? – спросил Поло.
– О, нет, со мной все гораздо глупее, я свалился с велосипеда. С таким парнем, как ты, такое наверняка не случилось бы.
– Все это ужасно, – отрезала Надеж. – Сама теперь видишь, Марилу, как ты была права. У твоего босса рыльце-то оказалось в пушку. Иначе с чего бы его взорвали, а? – Она взяла меня за руку.
– Все-таки тебе чертовски повезло.
Захватывающе краткий итог моей жизни, но я согласна: тут есть над чем поразмыслить.
– Поло, сходи за моими вещами, пожалуйста, мне нужна моя сумка. И еще возьми бутылку воды в автомате.
– Иду, мам.
– День какой-то странный, – бросила Надеж задумчиво. – Хотя в гороскопах я ничего особенного не видела.
Поло уже возвращался, сгибаясь под тяжестью моей сумки.
– Там журналист хочет с тобой поговорить. Он с оператором.
– С ума сойти, – сказала Надеж. – Тебя покажут по телевизору!
– Меня бы это удивило. Я была в лифте и ничего не видела. Они не за тем охотятся.
– Вы шутите, – вмешался мужчина в костюме. – Вы же единственная, кто в состоянии говорить. Они от вас не отстанут. Столько жертв: тут самое главное интерес публики.
Я протянула ему таблетку и бутылку с водой.
– Это не очень сильное, но, может, станет легче.
– Спасибо, – сказал мужчина. – Уже ободряет, когда кто-то заботится о моем состоянии.
– Так что мне сказать журналисту, мам? – настаивал Поло. – Медсестра говорит, что тебе самой решать, чувствуешь ли ты себя способной.
– Скажи им, что я устала.
В этот момент в зал вошла помощница медсестры и направилась к женщине в инвалидном кресле.
– Врач сейчас вас осмотрит. Потом можете уйти.
– Не слишком-то вы торопились, – проворчала та. – Если бы я выставила счет больнице по моему часовому тарифу за все то время, что я тут прождала, это бы ее разорило.
Повернувшись к нам, она коротко кивнула на прощание, и помощница медсестры покатила ее к выходу.
Мужчина в костюме приподнялся на каталке, чтобы выпить таблетку.
– А чем, собственно, занималась ваша лавочка?
– Финансовое обеспечение компаний, покупка предприятий. Знаете, я была всего лишь секретаршей.
– Ассистенткой, – решила поправить меня Надеж. – Работала за четверых, а платили как стажерке. Классика жанра.
Поло вздрогнул. Я испепелила Надеж взглядом. Она съежилась.
– Нет ничего ценнее, чем хорошая секретарша, – сказал мужчина. – Труднее всего подобрать. Можешь гордиться своей мамой, Поло, – ты позволишь мне называть тебя по имени? Меня зовут Том.
Он говорил все медленнее, словно каждое слово требовало от него нового усилия.
– Том – это имя героя, – вдруг заявил категорично Поло.
– Вот как? – удивился мужчина. – Однако не вижу в нем ничего особенного. Интересно, что навело тебя на эту мысль?
– Том Джоуд, – ответил Поло, пожав плечами, словно речь шла о чем-то само собой разумевшемся.
– Том… как? – спросила Надеж, нахмурившись. – Я знаю Тома Круза, но этого что-то не припомню.
– Я тоже, – улыбнулся мужчина. – Это персонаж манги
[8]
? Какой-нибудь видеоигры? Баскетболист?
– Да нет же, – пробормотал Поло смущенно. – Это герой «Гроздьев гнева».
Мужчина аж подпрыгнул.
– «Гроздья гнева»? Сколько же тебе лет, Поло? Одиннадцать, двенадцать? И ты уже читаешь Стейнбека?
Я почувствовала, как мои легкие раздулись от гордости. Ну да, он читает, мой Поло. Стейнбека, Гюго, Бодлера, Рембо, Ромена Гари и кучу других, чьи имена я забыла. Каждый вечер, после отбоя. Делает вид, будто верит, что я не замечаю свет карманного фонарика под его одеялом, а я делаю вид, будто верю, что он мирно спит. По пятницам ходит в библиотеку и возвращается с двумя-тремя книгами, которые проглатывает за выходные. Он пытался и меня приохотить, но это не мой конек. Мне хватает своей собственной истории, у меня больше нет сил вникать в чужие.
