Конечно, он прекрасно понимал, почему Энгус так рвался на фронт… Но пойти на такой риск… Да он совершенно не представляет себе, каково во Франции на самом деле! А если его сразу назначили командиром и отправили на фронт без подготовки? Как он переживет снаряды, бомбежки? Да почти все новобранцы – что рядовые, что офицеры – пугаются до смерти! У него же просто нервы сдадут! Он свалится с припадком и все загубит. Раненых офицеров, замеченных в трусости или грубом обращении с рядовыми, никогда не выносят с нейтральной полосы. А иногда их находят с пулей в спине – британской пулей.
Первым его порывом было броситься спасать Энгуса – но здравый смысл подсказывал: нет, не получится, слишком поздно. Теперь ему придется ждать его возвращения, только тогда никто посторонний не сможет докопаться до правды. Но кто знает, когда Энгусу – «Гаю» Кантреллу – предоставят очередной отпуск…
Он опустился на каменную скамью, чувствуя, как мир его рушится. Что сказал бы отец на все это? Как теперь спасти фамильную честь? Что до матери, то понимать ее он отказывался. Но вот одно отчетливо ясно: ни дня он больше не проведет под одной крышей с ней. Остаться здесь – значит запирать от нее дверь на ключ. И этой абсурдной игре с прислугой надо положить конец – он не Энгус. Никогда еще Гай не чувствовал себя таким одиноким, и при мысли, что мать отрезала его и от Сельмы…
Но она права. Если он расскажет все Сельме – как знать, к чему это приведет? В деревне повсюду глаза и уши. Начнутся пересуды и толки, которые могут повредить брату. Нет, нельзя идти на такой риск.
Энгус совершил идиотский поступок! Глупейшая безответственность додуматься до такого! И все-таки он его половина. Вот только сознавать это сегодня так тяжело… Гай чувствовал себя очень странно, тело и ум отказывались подчиняться ему после стольких недель приема дурманящих препаратов, в которых он не нуждался.
Есть лишь один человек, к кому он может сейчас обратиться, но и тут ему придется продолжить цепочку лжи – следует переодеться, сложить вещи и отдаться на милость доктора Макензи. Надо будет признаться в пристрастии к наркотикам и попросить определить его в какую-нибудь частную клинику, где он сможет выправиться и стряхнуть с себя гнусную пыль Ватерлоо-хауса. Мать пусть плетет свои интриги сама. А он не станет дожидаться, пока с Энгусом случится припадок. Надо поскорей занять его – свое – место.
Он с тоской оглянулся на старый дом. Мальчишкой он был здесь так счастлив! Но теперь дом запятнал себя ложью и страшным предательством. Ничего. Мать теперь будет совсем одна, ощутит ледяное дыхание пустых стен. Но она сама во всем виновата. А он больше не верит ни единому ее слову.
Придется начинать новую жизнь. Гай Кантрелл покинул дом, но в доме не осталось и Энгуса. Значит, надо искать себе новое имя и новое пристанище. Нет, он не станет называться именем брата. Ему хотелось поскорее уехать из этого проклятого места зализывать раны. Когда тебя предает родная семья, кому ты можешь доверять?
* * *
Хестер бессмысленно переходила из комнаты в комнату, открывала и закрывала двери, остервенело стирала пылинки – изо всех сил старалась ни секунды не оставаться без дела, словно в этом теперь был смысл ее дней. В ушах звенели слова доктора Мака.
– Конечно, с молодым человеком отныне все будет хорошо, он в надежном месте, где вокруг него нет таких соблазнов. Горячие ванны, правильный режим сна, умеренная физическая нагрузка быстро приведут его в норму. Безусловно, досаднее всего, леди Хестер, что ему позволили дойти до такого состояния. Лечиться от зависимости всегда непросто, но ничего, он молод и настроен решительно. Я вот только не могу взять в толк, где же он нашел эти все препараты. У меня нет привычки прописывать пациентам что-то подобное. Впрочем, полагаю, многие аптеки не гнушаются бесконтрольной продажей таких медикаментов. Вы ничего не замечали, ему что-то приносили домой?
– А кого спрашивает нынешняя молодежь? – пожав плечами, ответила леди Хестер, избегая прямого взгляда.
– И еще я никак не пойму, отчего же капитан Гай все еще здесь, а все называют его мастером Энгусом… Это очень его встревожило. Мне даже пришлось проверить, есть ли шрам у него на лбу, чтобы убедиться в правдивости его слов. Где Энгус? Как он себя чувствует?
– Спасибо, ничего. Последнее письмо от него было из Лондона, – солгала Хестер.
– Рад слышать. А то я уж было подумал, он устроил нам всем какой-нибудь глупый розыгрыш. Если бы моя догадка подтвердилась, я должен был бы сообщить властям то, что мне известно о его состоянии.
– Не сомневаюсь, вы выполнили бы свой долг. Но довольно об этих нелепых предположениях. Энгус в Лондоне, в полной безопасности. Гай в лечебнице. У вас есть его адрес? – Она еще отчаянно надеялась все исправить.
– Ну что вы, ваша светлость… А как же врачебная тайна, конфиденциальность? Это, знаете ли… – Доктор Макензи многозначительно кашлянул. – У меня нет полномочий раскрывать кому-либо его местопребывание без его на то согласия.
– Оставьте, я его мать! – вспылила Хестер.
Мужчина помолчал, буравя ее взглядом поверх очков.
– Гхм… Я помню об этом. И все-таки… не могу не задаваться вопросом, какую роль во всей этой темной истории сыграли вы, ваша светлость…
– Да как вы смеете! Подозревать, будто я могла…
– Что вы, что вы… конечно, нет… – торопливо перебил он ее. – Разве мать поступит так с родными-то сыновьями? Нет, немыслимо. В том и загадка. – У дверей он остановился. – Вы знаете, в Совертуэйте мой коллега открывает медицинскую практику, ищет клиентов. Возможно, в сложившихся обстоятельствах вы предпочли бы впредь обращаться за консультациями к нему. Он будет рад вашему покровительству.
Ах ты, жалкий шотландский выскочка! Какая наглость, отказать ей в услугах, словно она обычная простолюдинка. Ему все известно… Он догадался, какую постыдную тайну она скрывает…
И с этим тебе придется жить до конца твоих дней.
Что ж, хотя бы Энгус не ведает, какое унижение она переживает по его милости. Он слишком увлечен своей ослепившей его мечтой. Но, быть может, они еще будут гордиться им. Кто знает, вдруг это его минута славы? Если цепляться за этот осколок утешения, становилось чуть легче.
Ей никого не хотелось видеть, целыми днями она возилась в саду. Спина ныла, пальцы немели, но она продолжала полоть и рыхлить грядки. За высокими стенами сада она укрыта от чужих глаз. От Гая писем можно не ждать. Он не хочет с ней знаться.
Здесь, спрятавшись за вечнозелеными кустарниками, она могла дать волю слезам, оплакать свои ошибки, свой глупый обман. Кроме себя самой винить некого. И все-таки жена полковника знала: тактическое отступление – это еще не проигранное сражение… нет, пока еще нет. Если бы только она могла повернуть время вспять!.. Боже, как же теперь ей исправить все?
Если бы. Если бы я знала тогда, что происходит! Но Ватерлоо-хаус жил в своем королевстве, отделенный высокой стеной из камня и внушительными воротами. Никто не мог прийти туда без приглашения. Поговаривали, что в последовавшие месяцы леди Хестер стала немного странной. Сидела, запершись в глухом одиночестве, совершенно отдалившись от деревенской жизни. Никто не знал доподлинно, что происходит в поместье. Говорили только, что мастер Энгус уехал на терапию в какую-то из лечебниц, а капитан Гай, полностью поправив здоровье, вернулся на фронт.
