Новость оказалась для Сельмы неожиданностью. Последние письма от мамы были очень веселыми, она пересказывала ей деревенские сплетни, разговоры в Женском институте. Почему же она ничего не сказала ей? Но ответ она и сама знала. Не хотела ее волновать – с такого-то расстояния…
Пока она доберется до дома, пройдут недели, вздохнула Сельма. Но чутье говорило ей, что такую телеграмму просто так не пришлют. Что же делать? Ею вдруг овладела паника. Как же она проделает такой огромный путь? А как быть с Шери? Где взять денег? Немного было отложено на образование дочери, но тут исключительный случай. Да, только Лайза подскажет, как лучше быть.
Лайза в самом деле все устроила – сказала, что поживет с Шери или уговорит ее перебраться к себе. Оплатила перелет из Сан-Франциско через Чикаго в Нью-Йорк, там Сельма сядет на корабль до Саутгемптона и затем – поездом в Йоркшир.
– Не волнуйся, с тех пор как мы уехали из дома, все переменилось. Недели не пройдет, как ты будешь в Англии. И не переживай за нас. Оставайся дома столько, сколько потребуется…
Быть может, надо было ей наплевать на расходы и взять с собой Шери. Но Шери так обрадовалась, что остается жить со своим кумиром – Лайзой, – и ее совсем не огорчило, что ее не берут в великое путешествие. Она ведь никогда не видела бабушку. Бабушка для нее – просто фотография в рамочке. С Шери тут все будет в порядке, но Сельму страшила сама мысль о расставании с дочерью, а еще страшнее была мысль, что ей придется довериться летающему куску металла. Всем святым, каких только смогла вспомнить, помолилась она о благополучном возвращении. Да, некоторые католические привычки Джейми в конце концов передались и ей.
Внезапность отъезда, суета с документами и билетами, поспешные сборы – надо же и зимнюю одежду уложить – отодвинули ужас перелета на второй план.
Но все прошло хорошо, и она с изумлением наблюдала, как внизу пустыня сменяется горами, горы – равнинами и озерами. Корабль оказался огромным, а билет она купила в самую дешевую каюту. Море волновалось, но было терпимо, и вот наконец она в порту Саутгемптона, глядит, как солдаты готовятся к погрузке. Все как прежде. Она телеграфировала в Ватерлоо-хаус предупредить, что скоро приедет.
И только когда она уже сидела в поезде, везущем ее на север, она сообразила, что должна будет остановиться в Ватерлоо-хаусе; в том самом месте, где и началась вся история с Гаем и Фрэнком. Вспомнилась грозная леди Кантрелл, но Сельма теперь не страшилась ее. Ты же побывала за океаном, сама выстроила свою жизнь. Ты ничуть не хуже ее. Старый мир ушел в прошлое, размышляла она, стараясь унять страхи, которые нет-нет да и нахлынут.
Как там мама? Должно быть, совсем слаба, коли позволила отправить ей такую телеграмму. Сердце подсказывало, что все очень серьезно. Боже, ну что же поезд еле плетется? В Лидсе она пересела на пригородную электричку и вскоре шагнула на перрон станции в Совертуэйте. Волной нахлынули воспоминания, сколько было здесь прощаний… Ничего здесь не изменилось. Все так же пахнет сажей и углем, мокрыми листьями, навозом и домом. Поезд в четыре десять по-прежнему отходит с рыночной площади, и когда она шла из Вест-Шарлэнда вверх к вершине холма, ноги ее дрожали.
После смены часовых поясов и путешествия через океан она чувствовала себя совершенно вымотанной. Даже не верится, она снова в Англии – будто сон. Вот бы и Шери смогла приехать вместе с ней. Сельма подошла к главному входу, намеренно желая показать свою независимость. Я же здесь не прислуга, подумала она, дернув звонок. Ее встретила сухопарая фигура в черном. Глаза леди Хестер смотрели на нее испытующе.
– Миссис Барр, наконец-то!
Горничных не было видно. Сельму проводили в гостиную.
– Вы успели как раз вовремя. Садитесь. Ваша мама в постели. Мне, конечно, надо вас предупредить: она выглядит совсем не так, как вы ее помните. Думаю, она ждала, что вы приедете. Доктор Макензи говорит, она пока держится. Мы так рады, что вы сумели быстро добраться…
Неужели это та же дракониха, которую она знала ребенком? Как она помягчела, постарела, разговаривает чуть ли не ласково. Что случилось?
– Что с моей мамой? – спросила она.
– У нее опухоль в желудке, распространилась по всему животу. Это очень больно, мы даем болеутоляющее. Она очень выносливая, согласилась лечь в постель, только когда я настояла. Ночью с ней сиделка. Я решила, лучше сказать вам правду. Она делает вид, что скоро ей станет лучше, и мы ей подыгрываем. Теперь недолго осталось. Сожалею, что заставила вас проделать такой путь, но я знаю, вы не простили бы себе, если бы не увиделись с мамой в последний раз.
– Я хочу к ней, покажите, пожалуйста, куда пройти, – попросила Сельма, готовясь к худшему.
– Мэгги отнесет ваш чемодан в комнату для гостей. Вы, должно быть, едва на ногах держитесь. Если хотите, она приготовит вам ванну. Ваша мама на верхнем этаже. Я хотела переместить ее вниз, но она настояла, что останется в своей комнате. Она может быть страшно упрямой. Мне будет ужасно ее не хватать.
Сельма бросилась наверх. В спальне горел камин, на кровати с латунными спинками лежало крошечное существо, взгляд был затуманен.
В страхе Сельма отпрянула. А где мама? Здесь кто-то чужой, а где мама? Та старая дама – желтая кожа, точно пергамент, обтягивает кости и впалые щеки. Разве мама могла так измениться?
– Сельма, это ты? Ты пришла… Я знала, ты придешь!
Разрыдавшись, Сельма бросилась к кровати.
– Мамочка, что же ты не сказала мне, что заболела! Я бы раньше приехала!
– И ты приехала, ты теперь со мной, это главное… Ты по-прежнему моя чудная девочка, все то же личико цвета орехового масла. Ну же, дай мне на тебя посмотреть.
Они сидели, взявшись за руки и не говоря ни слова. У мамы больше не было сил, да она и сказала, что хотела сказать. Леди Хестер прислала Мэгги с подносом – чай и свежие булочки. Господи, настоящий английский чай и домашнее тесто – сколько же лет прошло. Мама ничего не ела, но сделала глоточек своего снотворного напитка.
– Так я скорее отправлюсь в Царствие Небесное, и я этому рада. Очень живот болит, хватит, – прошептала она.
То, что Сельма увидела дальше, никак не походило на обычную боль в животе. Это была боль, которая выкручивала все внутренности, так что Эсси мучительно извивалась и крючилась, пока не отпустило. Сама она стала совсем крошечной, а живот, наоборот, вздулся, словно внутри у нее была огромная пуховая подушка.
– Иди сюда поближе, расскажи мне обо всем, как вы там живете. Чем внученька моя занимается?
Сельма достала фотографии – вот в гриме, вот на пляже, а вот вся семья на лужайке в Каса-Пинто.
– Какая дивная ферма… А твой муж как поживает?
– Да весь в делах, как обычно, скачет верхом по пустыне. Он просто обожает нашу дочурку, – солгала она.
Не говорить же умирающей матери, что они расстались и что вообще с самого начала это не было настоящим браком. Лучше уж умолчать об этом.
