— Заткнитесь! — рявкнул мужчина. По телу Николая пробежали мурашки. Он уныло поплелся за мужчиной к машине.
3.
Анна Семеновна Блохайц в этот день сидела дома. Была она нетрезва, но бодра. Накануне выпивала с Лолой, подругой молодости. Лет тридцать назад хипповали с ней подростками. Однажды даже путешествовали в Крым автостопом, расплачиваясь с дальнобойщиками своими юными телами. В Крыму жили тоже за счет своих юных тел. Лола так приросла к трассе, что не могла с ней расстаться, и хоть состояния не сколотила, но до 45 лет пользовалась неизменным спросом. Анна же подалась в институт учиться на педагога начальных классов, но была отчислена с пятого курса за пьянку. Карьера педагога у нее складывалась по нисходящей. Сначала Анна Семеновна работала в детских садах, школах и пионерских лагерях воспитателем, потом завхозом и кастеляншей и, в конце концов, уборщицей. С утра Анна Семеновна опохмелилась стаканом красного портвейна, любезно предложенным ей соседом Василием, прирожденным заключенным, и не ждала от судьбы никаких других подарков. Но вдруг услышала два звонка, что означало, что к ней пришли гости.
— Николай! — вскликнула она радостно, увидев знакомое лицо. Николай торжествующе, победоносно оглянулся на своих конвоиров. Лица их были непроницаемы.
— Анна Семеновна Блохайц? — спросил мужчина, читая по бумажке.
— Да! — удивленно ответила Анна Семеновна.
— Это ваш муж?
— Мой! — голос Анны Семеновны звучал гордо и смело, как у революционерки перед лицом царских сатрапов.
— Разрешите пройти? — скорее приказала, нежели попросила женщина с плакатно революционным лицом.
— А что он натворил?
— Разрешите пройти?
— Проходите.
Они прошли в комнату. Ничего не изменилось в комнате. Только постель на кровати не прибиралась уже несколько недель и стала похожа на кучу старого тряпья.
— Так! — снисходительно оглядываясь, произнес рябой мужчина — Значит, вы тут и проживете?
— Тут.
— И мужа, так называемого, тут прописали?
— Почему так называемого? — воскликнула страстно Анна Семеновна, — что значит: так называемого?
Николай Заколупин мысленно аплодировал своей «жене».
— Но вы же не спите вместе! И живете врозь! Налицо — фикция! Введение в заблуждение органов внутренних дел. А?
— Да какое ваше дело? — взвизгнула Анна. — Что вы лезете в нашу жизнь!
— Тогда — прошу в постель! — мужчина указал на кучу старого белья, — Докажите, что вы муж и жена! Просим! Как говорится — Горько!
— Да запросто! — задорно воскликнула Анна, — Правда, Коль?
— Подождите, подождите… Я что-то не понял. — Николай жестом осадил Анну Семеновну, которая стала снимать через голову бурую от времени кофту. — Что это за фантазии? Что вы себе позволяете?
— Ебитесь, вам сказали! — подал голос, молчавший до этого, полицейский Мошонкин.
— Вы как… Что за амикашонство?! Это же унижение! Это издевательство над людьми. — Николай от возмущения на минуту потерял дар Божий речи, — Кто вам дал право? По какому…
— Ебитесь, вам сказали! Сколько можно повторять? Вы что — тупой? — снова подал голос полицейский.
— Дайте мне телефон вашего начальства!
— Я наше начальство! Что вы хотели узнать? — приблизил к нему свое лицо рябой, дыхнув чесноком.
— Где записаннный, что я должно исполнял свою супружеских обязанностей в присутствовал посторонняя лицы? — волнуясь и оттого путая падежи, произнес Заколупин не своим голосом, а голосом певца Баскова.
— Ебитесь, вам русским языком говорят, — настаивал на своем полицейский.
— Николай! Покажем им кузькину мать? — воскликнула задорно Анна Семеновна.
— Ебитесь, сколько раз вам говорить! — возмутился полицейский.
— А где написано, что вы имеете право вводить в заблуждение правоохранительные органы и миграционные службы? — рябой мужчина злобно прищурил глаза и схватил Заколупина за грудки, — Не хотите доказывать — собирайте вещи и в 24 часа просим вас покинуть столицу. Отправляйтесь в свою, как ее… Кантемировку и там ищите идиотов! Что вы нам голову морочите? Вы даже год рождения жены не знаете!
— Пусть ебутся, в конце-то концов! — беспокойно стонал полицейский.
— Тысяча девятьсот пятидесятый! — подсказала Анна Семеновна. — Ну, давай, Николай, покажем им кузькину мать! — она предприняла еще одну попытку снять кофту. На это раз ей это удалось. Она осталась в шелковой комбинации, в тех, которые имели обыкновение носить интеллигентные дамы в середине 20 века.
— Я не буду этого делать! — вскричал Заколупин и пустил петуха. — Вы… Вы не смеете!
— Мошонкин! Составляйте протокол! — скомандовал рябой мужчина. — Мне надоел этот фарс! В конце-то концов, мы что — на базаре?
Полицейский с готовностью раскрыл планшет и сел за стол.
— Фамилие! — строго спросил он Николая.
— Коль, да давай разок! — тянула за рукав Анна Семеновна. — От нас не убудет! Пусть им хуже станет!
— Он не может! — пояснил ей рябой мужчина, приглаживая ладошкой свой аккуратный пробор, — потому что брак ваш фиктивный и не основан на взаимной симпатии и либидо! Да и какая тут может быть взаимная симпатия? Он-то еще ничего, а она — тьфу!
— Что? — возмутился Николай, — Вы хотя бы женщину не оскорбляли! Вы же просто издеваетесь над людьми!
— Ебитесь, вам говорят!!! — вскричал полицейский.
— А вы — обманываете Закон, нарушаете Государство и дурите нашего Президента! — возразила женщина-народоволец, тыча в груди Заколупина худым костлявым пальцем. — И будете арестованы до суда, как преступник, представляющий угрозу для общества!
— Пусть поебутся для начала! — строго настаивал Мошонкин.
— Он сбежит, если его оставить под подпиской о невыезде! Непременно сбежит! — согласился с ней рябой мужчина. — И еще взорвет что-нибудь! Метро или дом девятиэтажный, каким-нибудь гексогеном. Не зря же они в Москву так рвутся! Медом им тут намазано! Не сидится в Кантемировке! Чего тебе в Кантемировке не сидится, тварь?
— Ну Коль! Ну давай разок! — тянула его за рукав Анна Семеновна.
— Я не Варь!
— Ебись, давай! — больно ткнул Николая в бок резиновой палкой полицейский.
— Так! Все! Пошли! — решительно сказал Николай и, взяв покорную, словно стельную телку, Анну Семеновну за талию, повел ее к койке. Он резко, будто стриптизер-новичок, сорвал с себя брюки, рубашку, носки, с трудом нашел в куче серого, зловонного тряпья простынь и залез под нее. Рядом с ним бесформенной тушей рухнула Анна Семеновна. Пружины взвыли. Комиссия придвинула стулья поближе к кровати. Женщина села ближе всех.
4.
