Таня наклонилась над фонарем. Потом резко выпрямилась.
— А давай с насыпи на нем съедем. Соскользнем. Как будто мы — полярники, летим на самолете, и он на ледяную гору приземлился.
Но Андрей ничего не ответил. Он обошел вокруг фонаря, а потом сказал:
— На ракету. Он похож на ракету. И летать на нем надо не тут.
— А где?
— В ее естественной среде. Чем ближе к космосу, тем лучше.
Таня и Андрей теперь стояли над ракетой, по разные ее стороны, и смотрели друг на друга.
— Телескоп, — тихо сказала Таня.
— Именно. Там исследовали космос и полетами руководили оттуда. Значит, если уж мы испытываем ракету, делать это надо тоже там.
Вентиляционная труба — будто специально для этого сделана, — продолжал Андрей, — Она широкая, метра полтора, не меньше; верх у нее плоский, и она чуть — чуть к стенке наклонена. Я это давно заметил, сам тогда еще не понимал, зачем. Ракета по ней, знаешь, как разгонится!..
— А как же приземляться? — сказала Таня, — там же бетонный пол.
— Не имеет значения. В самом низу труба от стены отходит. Ракета приземлится на днище и проскользнет на нем, к центру телескопа. Это называется — правильная траектория. Дождь же был. Там теперь не пол — а одна сплошная лужа. Как раз то, что надо!
Пойдем, — сказал он, — испытаем ее.
Андрей наклонился к ракете, щелкнул по ней пальцем: «Алюминий». Потом поднял ее с земли, повесил себе на плечо, наперевес, днищем наружу, повернулся и пошел к железной дороге.
Таня несколько секунд не двигалась с места, смотрела Андрею в спину. Потом она догнала его, они пошли рядом. Когда они пересекали насыпь, из‑за туч выглянуло солнце. Его свет отражался от рельсов и от днища ракеты на плече у Андрея. Таня зажмурилась. «Если бы к нам сейчас приближался поезд, и он был бы деревянным, он бы, наверное, загорелся». Через несколько секунд солнце снова скрылось за тучами. Они спустились с насыпи и зашли в лес.
В этот раз они не задержались у пульта — сразу пошли на третий этаж. После дождя со ступенек лестницы капала вода. Они поднимали ракету вдвоем: Андрей забирался первым, тащил ее вверх, в люк; Таня подталкивала ракету снизу. Когда они были на месте, Андрей осмотрел трубу и сказал: «Нас двоих она может не выдержать. Будем испытывать ракету по очереди».
Он стал подниматься по трубе, медленно, на полусогнутых ногах, одной рукой придерживаясь за ее край, а другой — подтягивая ракету за собой. Он забирался все выше, виток за витком. Солнце снова выглянуло из‑за облаков. Таня стояла, запрокинув голову, держа ладонь над глазами, как козырек. Алюминиевый корпус ракеты снова отражал солнечный свет. На стенах играли блики. Наконец, Андрей добрался до самого верха трубы. Таня старалась рассмотреть его, но видела только силуэт — маленькую фигурку, склонившуюся над ракетой. «Отсюда она все‑таки больше лодку напоминает», — подумала Таня. Держась за стенку, Андрей выпрямился. Ноги немного дрожали. Ему казалось, что стены уходят вниз не отвесно, а под небольшим углом. Он посмотрел вверх. Небо нависало над ним, почти касалось его, но было таким же недосягаемым, как и всегда. Таким же непрозрачным, сколько не всматривайся. Он подтянул к себе ракету, перебрался в нее. Потом, придерживаясь за стену вспотевшими ладонями, стал съезжать вниз. Сначала ракета двигалась медленно, скрежеща, застревая на стыках трубы. Потом она начала набирать скорость, преодолевая уплотнившийся воздух, навстречу взглядам тех, кто когда‑то был внизу и всматривался в небо, в облака и синеву днем, и в звезды — ночью. Все было так, как он рассчитал. Ракета теперь скользила почти гладко. На виражах ее заносило к стенке, но Андрей вовремя отталкивался от бетонной поверхности руками, и движение продолжалось, не замедляясь.
Это произошло на предпоследнем витке. В трубе была вмятина — Андрей ее заметил, еще когда наверх забирался. Нос ракеты попал в нее, и, вместо того, чтобы отклониться к стенке, ракета проскользнула в противоположную сторону; ее вынесло наружу, к центру здания. В первые секунды Андрею показалось, что он находится в невесомости, где нет ничего, что препятствовало бы движению, задавало бы ему направление, служило бы точкой отсчета. Потом он услышал звук удара. Он лежал на спине и знал, что ему нужно вдохнуть. Он открывал рот, но воздух, касаясь его губ, оставался снаружи, не заполнял легкие. Пытаясь вдохнуть, он выгнул спину и в этот именно момент — он видел это — в непроницаемой воздушной пленке высоко над ним образовалась брешь, и то, что всегда было за ней, устремилось вниз, заполняя собой пространство между бетонных стен, вращаясь, неся с собой то, что прежде было скрыто от их взгляда — планеты, астероиды, спиралевидные галактики, звезды, шары из раскаленного газа. Всё это теперь было здесь, рядом, прямо над ним, касалось его губ, устремилось в его легкие; проникая внутрь, точки звезд раскрывались, становились объемными, и лучи их были жесткими, как иглы.
* * *
Андрей почувствовал капли на лице. Он открыл глаза. Небо было затянуто тучами. Моросил дождь. Он повернул голову. Таня сидела у стены, обхватив руками колени, не двигаясь. Лицо ее было мокрым. Она смотрела на него. Он смог сесть. Голова сильно кружилась. Фонарь лежал рядом — его корпус был помят, узкая часть — наполовину отломана. Он спросил Таню, сколько прошло времени, она сказала, что не знает, и заплакала. Потом он встал, ноги были будто из ваты. Он мог идти, но сильно хромал. Таня помогла ему спуститься по лестнице. Они пошли домой. Темнело. Когда они добрались до насыпи, им опять пришлось пережидать, пока проедет поезд, и всматриваясь — как раньше — в проносившиеся мимо них вагоны, пытаясь улучить момент, заглянуть за мелькавшую ленту, он вдруг подумал: «А ведь мы пришли оттуда, и там ничего нет».
* * *
Дома Андрей сказал, что упал с дерева. Ночью у него поднялась температура. Бабушка вызвала скорую. В больнице сказали, что ему повезло — сотрясение мозга и сильные ушибы, вот и всё.
¦ * * *
Тем летом Андрей на дачу больше не вернулся. А в следующие годы, так получилось — он приезжал лишь ненадолго и Таню почти не видел. Потом, однажды, несколько лет спустя, когда они уже были женаты, они решили сходить туда. Они с трудом нашли дорогу. Все было не таким, как они помнили. Калитка в лес оказалась маленькой и не закрывалась — ее край врезался в землю. Просека заросла деревьями. Они с трудом нашли нужную тропинку. Но здания всё равно больше не было: в лесу проложили новую железнодорожную ветку. Она
прошла как раз через их пустырь. Андрей предполагал, что они все‑таки ошиблись тропинкой и вышли к насыпи в неправильном месте — не там, где раньше, и, значит, пустырь и здание могли уцелеть — они просто в тот раз их не нашли. Но больше они и не искали. А потом дачный поселок снесли — на его месте построили высотные дома.
* 9 9
Когда они выключают свет, Таня долго не может уснуть. Она лежит, закрыв глаза. В ее грудной клетке — пустота. Миллиарды километров, миллионы световых лет ничем не заполненного пространства. Это мог бы быть космос, если бы в нем не было звезд. Это могло бы быть море, если бы в него не проникали солнечные лучи. Потом Андрей обнимает ее, и ей кажется, будто у этой пустоты появились границы, горизонты, и там, у этих горизонтов, пустота встречается с воздухом, там вращаются планеты, летят корабли, там плывут глубоководные рыбы с тускло светящимися шарами. И она засыпает.
