* * *
Вообще‑то все началось с Кейт. Она написала: «Вам не кажется, что, когда мы разговариваем — вы, я, Виталий
Иванович, другие люди, где бы они ни были, в разговоре кого‑то не хватает. Если бы слова были чем‑то вроде волн эхолота, они очертили бы полое пространство, чью‑то фигуру. Кого‑то из нас всегда нет, понимаете?».
Я спросила: «И кто же это?»
Но Кейт уже не была на линии. Зеленый огонек рядом с ее именем погас. «Наверное, корабль попал в шторм», — решила я тогда. Я представила себе Кэйт, в этом ее неизменном деловом костюме из серого твида. Этот ее воротничок из накрахмаленного кружева столетней выдержки. Она заглядывала в иллюминатор, смотрела вдоль черной поверхности, на горизонт.
Паша написал: «Это проступает не только в разговорах. Тебе не кажется, что в любой ситуации есть что‑то еще? Словно там могла бы поместиться еще чья‑то жизнь. Там находится кто‑то из нас, но мы упускаем это из виду».
Я спросила: «А ее, в принципе, можно разглядеть, как ты считаешь?»
Джош написал: «Между предметами, между событиями, между нами, между словами, между кадрами, между временами суток».
Тогда я вспомнила, как в детстве часто оставалась одна дома поздно вечером. На день рождения мама подарила мне проектор и несколько маленьких разноцветных цилиндров — коробочек с диафильмами. Однажды родителей не было особенно долго. Я смотрела диафильмы из своей коллекции, прокручивала их один за другим — про виды паровозов, Бэмби и взятие Басти — Клуб любителей диафильмов 283
лии. А потом пленка выскочила из зажима, сорвалась, и на стене остался только светящийся квадрат. Я хотела включить в комнате свет и заново заправить пленку, но вместо этого подошла к окну. Мы жили в многоэтажном доме. В этот час окна почти нигде не горели, кроме одного, в доме напротив. Подо мной были едва различимые силуэты крыш, пустые улицы. Но я смотрела прямо перед собой — на такой же освещенный квадрат, как окно нашей квартиры, и как квадрат на стене моей комнаты. В окне был человек. Он сидел, склонившись над столом, в руке у него был какой‑то небольшой предмет. Человек был далеко от меня, но я поняла, что в этот момент он задержал дыхание — как бывает, когда надо сделать очень точное движение. Я прислонилась к стеклу, стараясь получше разглядеть происходящее там, в том окне. Я увидела на столе модель самолета. Я даже смогла разглядеть его пропеллер. Человек держал в руке крыло, потом, осторожно, все еще стараясь не дышать, присоединил его к матовому корпусу. Потом он откинулся на спинке стула, посмотрел в мою сторону. Я отошла вглубь комнаты. Мне захотелось посмотреть диафильм про самолеты, но такого в моей коллекции не было. Я сложила кисти рук так, чтобы они напоминали самолетные крылья, и провела ими сквозь луч проектора. По экрану заскользила тень — почти как самолет. Очень похоже.
Я вспомнила про тот вечер, про того человека и пустоту, которую преодолел взгляд, переносясь от окна к окну, от одного самолета к другому. Как будто взгляд обладал весом, а пустота — силой притяжения. Я открыла нижний ящик письменного стола. Коробки были там же, где и много лет назад. Картонные крышки, без надписей. В одной коробке был проектор, в другой — диафильмы.
* * *
Мы стали собираться раз в месяц и смотреть диафильмы. Во — первых, потому что в них есть движение, но при этом можно успеть все внимательно разглядеть, не упустить ни одну деталь. Во — вторых, потому что уж там‑то четко видно, где завершается один кадр и начинается другой. Мы изучили всю мою коллекцию, а потом Джошу прислали из дома посылку. Мы смотрели про сфинксов, лебедки, королевское археологическое общество, тайные ходы, песок.
Когда мы чувствовали, что в нас достаточно сосредоточенности, мы задерживали на экране щель между кадрами. Пытались вычислить, что она в себя вмещает. Вот сигнал радара, вот пересадка сердца. Вот сандалии завоевателей, вот звездное небо.
Следующую коробку принес Виталий Иванович. Сказал, у него умер сосед, и его вещи вынесли на улицу. Там были брошюры про Северный полюс, какие‑то справочники, чертежи, будильники. А Виталий Иванович заметил обувную коробку и как‑то сразу понял, что в ней. Такая удача. Мы смотрели про турбины, про воду, поднимающуюся над травой, над кронами деревьев, подступающую к глазам, а цотом устремляющуюся в узкий тоннель. Всего пятнадцать кадров.
Однажды, когда все собрались, проектор стал настраивать Паша. С непривычки изображение получилось немного размытым, но все же мы успели заметить в одном из окон поезда Виталия Ивановича. Ночная река. Семафор. Снег.
Несколько встреч спустя проектор настраивал Джош. Паша улыбался, стоя на ступеньке пожарной машины. Клубы дыма. Флаги и оркестры. Следующий кадр неразборчив из‑за трещин.
Клуб любителей диафильмов 285
…Потом мы с Кейт смотрели в окно, ждали, пока Джош появится из‑под арки. Но он так и не появился. Пустой двор. У мусорных баков — стайка кошек. Они привыкли, что Джош раз в месяц к ним приходит. А, может, он и чаще приходил, просто мы его не видели. В тот вечер мы смотрели диафильм про камни и смену ландшафтов. Мы узнали, что, выбрав на земном шаре любую точку и оставаясь в ней достаточное количество времени, мы могли бы испытать на себе все без исключения геологические среды — степи, горы, моря, ледники, сильный ветер. Когда я включила свет, Кейт сидела в дальнем конце комнаты. Она встала, стала надевать пальто. Потом она взглянула на меня, рассеянно улыбнулась. Потом хлопнула дверь.
