– Доброе утро, – говорю я Кензи, усаживаясь сзади.
Вздернув брови, она отрывается от мистического любовного романа.
– Угу.
– Как дела у тебя с твоим новым парнем?
Она выдувает пузырь из малиновой жвачки.
– Вчера расстались.
– Вот оно что, – мое лицо выражает сочувствие, но не самом деле, я чувствую облегчение. Мне не хватало моей Кензи.
– Но он хочет снова сойтись.
– У него же усы.
– Я знаю! О чем я думала, когда вообще согласилась с ним встречаться?
Мы смеемся и через некоторое время возвращаемся к нашей излюбленной теме: можно ли использовать ругательные слова из Библии в школьных заданиях. Замечательно, что она снова со мной.
В конце дня у нас почетный обед для отличников. Звучит здорово, потому что можно пропустить урок, но на деле это выглядит так: горстка ботаников сидит и ест вредную пищу. Я беру кусок пиццы и неуверенно обхожу кабинет, не знаю, куда присесть. Это в очередной раз напоминает мне, что я нигде не вписываюсь.
– Эй, Майя, если хочешь, садись с нами, – зовет меня девочка из хора. Я с удивлением присоединяюсь к ее компании. Я не понимаю их внутренних шуток, не знаю, о ком они говорят, так что сижу, молча уставившись в тарелку.
Краешком глаза я замечаю сидящую в одиночестве девочку. Все, кто находился поблизости, отстранились от нее, оставив ее за наполовину опустевшим столом. Но она как будто не против этого, и спокойно ест свой обед.
Я хочу подойти к ней.
Внезапно я не могу найти себе покоя. Обижу ли я девочек, с которыми сижу, если уйду от них в кому-то, кто очевидно ниже них по шкале популярности?
Я делаю глубокий вдох.
Глубокий вдох поможет тебе увидеть, как высоко можно приподнять всю грудную клетку.
Я совсем не об этом, Бетти.
Я направляюсь к ней.
– Приветик, – говорю я, пока не передумала. – Как тебя зовут? – в моих словах звучит уверенность, которая удивляет даже меня.
Она поднимает на меня глаза.
– Донна, – говорит она, словно с сомнением.
– Рада познакомиться, Донна, – я улыбаюсь и жду, пока она спросит мое имя, но, похоже, она слишком ошарашена. Я сажусь напротив. – В каком ты классе?
– В шестом.
– Здорово, и как тебе, нравится? – продолжаю я. – Средние классы так отличаются от младших. Но ты, похоже, хорошо справляешься.
– Нормально.
– А какой твой любимый предмет?
– Английский, – отвечает она без запинки. – Я люблю писать.
– Не может быть, и ты тоже! Я тоже люблю писать!
Ее глаза загораются, и она рассказывает мне о своем любимом писателе и о рассказах, которые недавно написала. Звенит звонок, и мы поднимаемся с наших мест.
– А тебя как зовут? – спрашивает она наконец, глядя на меня.
– Майя, – отвечаю я.
Она повторяет имя, чтобы лучше запомнить.
– Было очень здорово пообщаться, Донна, – говорю я. – Еще увидимся!
Я ухожу на репетицию хора и смотрю, как она исчезает в противоположном направлении. Мне кажется, она улыбается.
Понедельник, 28 ноября
На дворе понедельник, и мне снова приходится вставать раньше обычного, расчесываться и работать над осанкой (которая, кстати, стала значительно лучше). Добравшись до школы, мы с Кензи идем в библиотеку.
– Майя, почему ты так странно ходишь?
– Я хожу нормально.
– А вот и нет.
– Я хожу так, как все должны ходить.
– Нет… – на ее лице написано озарение. – Я поняла! Ты хочешь, чтобы твои сиськи казались больше!
– Ничего подобного!
Она пародирует меня, выпячивая вперед грудь, и смеется.
– Больше сисек, больше сисек.
Я вздыхаю. Вот до чего может довести хорошая осанка.
Вторник, 29 ноября
Судя по всему, сегодня мама пыталась говорить с Броди «об этом». Он что-то услышал в школе, очень расстроился, и вместо того, чтобы дождаться папу с работы, мама взяла инициативу на себя. Эти нечастные ритуальные события традиционно отводятся для отца, сына и поездок на природу но папа так редко бывает дома в эти дни. Он работает до позднего вечера у себя в кабинете, дописывая очередную книгу, в надежде найти аварийный выход для нашей семьи, чтобы мы могли убраться подальше от наркоторговли и облав ФБР на школьной парковке.
М а м а. Ты не хочешь меня о чем-нибудь спросить?
Б р о д и. У меня неприятности?
М а м а. Нет, я просто хочу поговорить с тобой, о жизни и всяком таком…
Б р о д и (закрывая уши). Ничего не хочу знать! Ничего не хочу знать! (Срывается с дивана и прячется в ванной.)
Может, парня просто оставить на недельку-другую на какой-нибудь ферме? Он узнает все, что нужно.
Среда, 30 ноября
Сегодня у Наталии урок верховой езды. Она уже несколько раз брала такие уроки, и очень их любит, несмотря даже на то, что когда мы показываем ей на лошадь, она говорит: «Корова. Му». Я отправляюсь вместе с ней.
По пути на ранчо я прокручиваю в голове весь прошедший месяц и модельные хитрости Бетти Корнелл. И вот к каким выводам я пришла:
• В школе никому нет дела до осанки.
• Почти никто никак не отзывался о моей походке (если оставить в стороне Кензи и Карлоса Санчеса).
• Я не чувствую себя популярнее, чем раньше.
• Следовательно, может, не так уж важно, сидеть тебе с прямой спиной или нет?
Мама подъезжает к воротам, и я отстегиваю ремень Наталии, которая сгорает от нетерпения. Сестренка так размахивает руками, что я боюсь, как бы она не навернулась. Она улыбается во весь рот.
– Кататься? Кататься?
Я обнимаю ее, и она бежит в своих розовых ковбойских сапожках к конюшне, расчесывает своего жеребца, Саймона, и надевает розовый шлем. Масть Саймона – цвета старых носков, которые побывали в стирке миллион раз. Он слюнявый и беззубый, но очень нежен к Нат, а это самое важное.
Наталия и Саймон
Мама и наш инструктор, мисс Стейси, помогают Наталии вывести лошадь на огороженный участок для выездки. Я сижу за оградой, на одном из ржавых садовых стульев, и думаю грустные мысли. Поверить не могу, что вся эта затея с осанкой обернулась пустышкой. Я так ушла в себя, что почти не слышу происходящего над моим ухом разговора.
