– Видишь, у нас все получилось.
Этот навязчивый эпизод сознание Бориса демонстрировало ему несколько раз за ночь, и проснулся он с четким решением согласиться на ее предложение.
Любому решению, однако, не помешает дружеское участие, и Борис решил уточнить у мамы:
– А ты что думаешь об Италии?
– Что я думаю об Италии?
Мама оторвалась от сковородки со шкварчащим беконом и некоторое время молчала, пристально рассматривая сына и вертя в руках пластмассовую лопатку. Потом ответила:
– Думаю, что Италия – прекрасная страна.
И снова Борис поблагодарил ее поцелуем, засмеялся и откликнулся:
– Вот и я так думаю.
– Ну и когда уезжаешь? – Мать отвернулась к сковородке: руки ее увлеченно разбивали яйца, а спина напряженно ждала ответа. Борис растерялся:
– Да я не знаю… Вика ничего конкретного не сказала. Я жду, что она объявится – узнать о моем решении, и тогда все обсудим.
– Ну-ну, – теперь не только голос, но и спина выражали явное неудовольствие.
Борис ощетинился:
– А что ты мне прикажешь делать? Искать ее, что ли?
– Ищите, и обрящете! – Мама бухнула перед ним тарелку с яичницей и вышла из кухни, громко хлопнув дверью.
Этот стук повернул внутри Бориса какой-то давно забытый ключик, и… яичница так и осталась нетронутой. Борис сидел над тарелкой и не видел ничего, кроме внезапно открывшейся глазам старой и уже давно пережитой сцены…
– Если ты это сделаешь, то никогда себе потом не простишь, неужели не понимаешь?!
Он стоял перед Викой и разве что не тряс ее за плечи, чтобы хоть как-то остановить ее, удержать от ужасной ошибки.
– Вот именно!
Жена была сильно раздражена. Она с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на крик. Глаза ее светились горячим, сумасшедшим светом, решимость сквозила отовсюду: от сжатых до боли кулачков, задранного подбородка, от раздувающихся ноздрей, от вытянутой в струнку спины. Она больше всего в этот момент напоминала Борису курицу, которая беспрестанно кудахчет, не соображая, о чем. Кудахтала Вика все громче, в голосе звучала обида:
– Это ты обязан понять, что я буду до конца жизни жалеть, если не сделаю этого. Такой шанс выпадает один раз!
– Вика, их шанс – это ты. Ты уже столько сделала, и еще сможешь сделать, я уверен. К тому же у тебя есть я, ты можешь на меня рассчитывать, я буду тебе помогать…
– Боря, – она перебила, не желая слушать его аргументов, – я очень тебе благодарна, но ты должен жить своей жизнью, а не решать мои проблемы.
– Что ты несешь?! Я на тебе женился, чтобы решать твои проблемы.
– Ну да! – Она недоверчиво усмехнулась. – Тебе их как раз не хватало.
– Не в этом дело. Просто ты не права, понимаешь?
– Нет! Нет, я не понимаю! – Она все-таки перешла на крик. – Я столько лет старалась, я во всем себя ограничивала. Нет, я ни о чем не жалею, я все правильно делала. Я просто хотела, чтобы у них было все. Я дала себе слово, что у них будет все. И я просто держу его. Это их шанс.
– Шанс? Какой? Потерять семью?
– Не потерять, Боря! Найти! У них будут родители, а это самое главное.
– Приемные родители.
– Это неважно!
– Возможно. Но это будет другая семья, а тебя не будет.
– Пускай! Я переживу.
Она немного успокоилась и заговорила тише:
– Я просто не могу представить, что когда-нибудь они узнают, что их хотели усыновить, а я отказала. Ты думаешь, они скажут мне «спасибо»? Поблагодарят? «Какая ты молодец, дорогая сестра, что лишила нас матери. И не один раз, а даже два».
– Они любят тебя. Им уже не по два года. Я же видел, как они смотрят на тебя, как ждут, когда ты приходишь. И что ты им говорила все эти годы, вспомни: «Вот закончу институт, устроюсь на приличную работу и заберу вас отсюда». А теперь что? Заберут-то их заберут, только чужие люди.
– Не чужие люди, а родители.
– Приемные.
Ее глаза снова сверкнули гневом:
– Я не желаю переливать из пустого в порожнее. Это дело решенное, я уже подписала документы.
– Ты что сделала? – Борис не поверил своим ушам.
Он не ожидал, что она решится на такой шаг, даже не посоветовавшись. Конечно, это ее брат с сестрой, но он все-таки тоже не последний человек в Викиной жизни, все-таки муж родной, как-никак. И живут они вместе уже не два месяца, а два года. И он все о ней знает – по крайней мере, ему так кажется. И доверие между ними всегда было, ведь не просто так она ему знания о травках-муравках доверила. Что же такое случилось, отчего все взорвалось и испарилось в одну секунду?!
Хотя, скорее всего, странного в этом было не так уж и много. Как началось все внезапно, так может и закончиться. В сущности, он женился на милой сердцу незнакомке: легкой, веселой, симпатичной девчонке. Ему было хорошо, и он не пытался рассматривать, что же там такого интересного скрывается за внешней оболочкой. Она его не утомляла, не грузила, не ревновала. Она ничего не требовала, в отличие от девушек, с которыми он встречался раньше. Хотя былые встречи его тоже вполне устраивали. Он не собирался жениться, поэтому легко рвал прежние отношения, как только они становились обременительными, и так же легко вступал в новые, если находил девушку достаточно симпатичной.
Когда судьба свела их с Викой в первый раз, она ему совсем не показалась. Да и кому понравится обтянутый старым ситцевым платьем скелет, валяющийся на полу в голодном обмороке? Вторая встреча тоже была мимолетной. Виделись в цирке, куда приходили на представление к дядюшке друга. Вернее, видел он, она вообще тогда стояла спиной. Дружок спросил дядьку, указав на какую-то девицу:
– А эта крошка из какого номера?
Борис взглянул: вдалеке, у левой кулисы, стояла стройная, худенькая девушка маленького роста. На ней было черное трико, открывающее все достоинства ее хрупкой фигуры. Ноги у незнакомки были длинные, талия узкая, грудь, для такой узкой кости, довольно большая и обтянутая плотной материей, очень волновала его, светлые волосы открывали высокие скулы и были стянуты в высокий хвост. Лица видно не было, девушка стояла боком и смотрела на манеж. Борис так увлекся своими наблюдениями, что даже начал мысленно просить: «Повернись! Повернись! Повернись!» И вдруг услышал голос пригласившего их артиста:
– Так это же моя ассистентка. Вы же сами мне ее и сосватали.
– Это она?
Друг Бориса присвистнул недоверчиво, а потом положил конец всем романтическим грезам, заявив:
– Косметика творит чудеса.
Иллюзионист, правда, возразил:
– Почему косметика? Хорошенькая девочка, даже очень.
