– Есть, однако.
– Задавай!
Следующие два часа они изучали содержимое ящика. Борис думал, что через две-три бутылочки Вике надоест его любопытство, но она говорила и говорила, объясняла въедливо, кропотливо, подробно – так, что не оставалось ни малейшего сомнения: она просто влюблена в содержимое каждой из своих склянок. На втором десятке у Бориса закружилась голова от обилия информации. Он уже успел забыть все, что ему рассказали до этого, и только удивлялся:
– Как ты все это запомнила?
– На практике. Деревня-то была – глухомань глухоманью. Как что случится, так все сперва к бабке бежали, а она уж решала: справится сама или к доктору отправит. Ее попросят, а она сразу меня зовет: «Пошли, Вичка, медсестричкой будешь». Я ей столько раз помогала, что постепенно все и запомнила, понятно?
– Ага. Непонятно только, почему ты после такого опыта в доктора не подалась.
– Ой, тут как раз все проще простого. Бабка моя по сто раз на дню гордо повторяла: «Я не врач, я – ведунья». Так что я и не подозревала, что быть врачом такое уж почетное занятие. Вот ведуньей стать – это да! – Вика захихикала. – Ну а потом появился английский, совсем другие цели, а бабушка умерла… В общем, до нее мне далеко, но кое-что я все же умею.
– Ты это все сама собираешь?
– Травки? Нет. Какие-то примитивные достать легче легкого, но есть особенные, что в России даже и не растут. Такие приходится заказывать у наркодилеров.
– У кого? – Борис поперхнулся слюной и закашлялся. Он даже не мог понять, что его поразило больше: смысл сказанного или спокойный тон, которым жена произнесла последнее слово.
– Да шучу я, Борька, шучу, не дрейфь! Ну, где я – и где наркодилеры? Травки все обычные, в любой аптеке найти можно. К тому же мне ничего такого особенного и не требуется. Так, что-нибудь от головной боли, от усталости, от бессонницы. Короче, набор, необходимый каждому современному человеку.
– И что из твоего арсенала подойдет мне? Голова у меня не болит, сон богатырский, да и сил, к счастью, пока не занимать.
– А для тебя в моем арсенале имеется усилитель вкуса.
– Что еще за химия такая?
– И никакая не химия, только натуральные ингредиенты. Щепоточку в блюдо добавишь – и клиент твой. Как решишься на открытие ресторана, так я с тобой рецептиком поделюсь.
– Ох, и горазда ты сочинять, Вичка! Давай лучше поговорим о чем-нибудь поважнее. Что там с усыновлением? Какие нужны документы от меня? Наверное, надо начинать собирать…
Прошла всего неделя с тех пор, как жена попросила его усыновить близнецов. Борис считал это делом решенным, поэтому ее неожиданная реакция на его вопрос не просто удивила, а даже шокировала.
– Не надо ничего собирать.
Вика произнесла это спокойно, но по лицу ее пробежала мрачная тень, а руки непроизвольно сжались в кулаки так, что костяшки пальцев от напряжения, казалось, прорвут кожу. И Борису стало очевидно: спокойствие было вынужденным и едва сдерживаемым.
– Что случилось? – сразу же спросил он.
– Ничего, – Вика вымученно улыбнулась.
– Нет, ты объясни! Какие-то проблемы? Мы слишком молоды? Нам не дают детей? Но ведь ты же – их опекун! Я ничего не понимаю.
– Боренька, тебе и не надо ничего понимать. Просто мы не усыновляем близнецов, и все.
– Пока не усыновляем?
– Вообще не усыновляем.
Ее голос дрогнул, из глаз покатились слезы, но как Борис ни допытывался, она так и не пожелала объяснить причину столь резких изменений. Ему пришлось довольствоваться лишь обещаниями о том, что очень скоро он все узнает.
Следующие несколько дней Вика вела себя, как прежде. Вернее, старалась вести себя, как прежде. Более равнодушный и менее внимательный к ней человек и вовсе не заметил бы никаких изменений. Но Борис, кроме того, что просто любил свою жену, был еще и от природы чувствительным и наблюдательным человеком. То, что легко укрылось бы от постороннего взгляда, ему буквально бросалось в глаза. Вика, всегда деятельная, энергичная, легкая, утратила естественность, стала походить на механическую игрушку, которую то включали на полную мощность, то вдруг лишали жизни, отключая батарейку.
Внешне ничего не изменилось.
Вика так же ходила в институт и на работу. С таким же упоением рассказывала мужу веселые байки из студенческой жизни, подробности прошедшего дня. По-прежнему искренне интересовалась его делами, радовалась успеху новых, придуманных им блюд, и по-детски просила приготовить что-нибудь вкусненькое.
Она увлеченно и изобретательно занималась с ним любовью и восхищенно шептала (О! Как он любил этот шепот!): «Борька, ты лучший!»
Но все чаще Борис стал ловить себя на ощущении, что жена вроде бы рядом, но будто и где-то далеко. Вика разговаривала с ним, тормошила его, будоражила планами и идеями, не переставая мечтать об открытии собственного ресторана с такой регулярностью, что Бориса невольно начинал раздражать ее напор. И в то же время он не мог отделаться от мысли, что вся ее бурная деятельность, веселое поведение и непринужденная легкость в характере превратились в игру, потеряли искренность. А играет она совсем не для мужа – для себя, словно пытается искусственно оградить свое сердце от каких-то только ей ведомых переживаний. Все чаще он ловил ее задумчивый взгляд, устремленный куда-то мимо него, или видел сидящей на стуле, ссутулившейся и явно расстроенной. Но стоило спросить, что случилось, или сказать, что с ней что-то не то, как она тут же просыпалась, встряхивалась, включалась и продолжала выполнять свою программу по ведению безоблачной жизни, лишенной любых проблем.
– С тобой что-то происходит! – говорил Борис.
Но Вика только отшучивалась:
– Тех, у кого навязчивые идеи, обычно лечат психиатры. Давай-ка я лучше расскажу тебе о секретном ингредиенте.
Именно тогда он стал обладателем тайны, которая превратила его и без того восхитительные десерты в незабываемые.
Но ему отчаянно хотелось узнать другую тайну: понять, что происходит с его женой, и как-то помочь ей.
Борис не мог не догадываться, что это каким-то образом связано с близнецами. Во-первых, Вика, прежде и часа не умеющая провести, чтобы каким-то образом не вспомнить о брате с сестрой (то она говорила, что мультик, идущий по телевизору, – Танькин любимый, то вспоминала, что надо обязательно к выходным купить акварель, потому что она закончилась, а Ванька так любит рисовать), совсем перестала о них говорить. Так резко, будто их никогда и не было в ее жизни. Выходные Вика с Борисом проводили так же бурно и насыщенно, но теперь – только вдвоем, и сколько Борис ни допытывался, почему они не берут с собой малышей, Вика неизменно отвечала:
– Они не могут пойти с нами.
– Почему?
– Потому.
– Что это значит?! – справедливо возмущался он такой скрытностью.
