Полин собрала чемоданы и вызвала такси до вокзала Монпарнас. По дороге туда такси проехало мимо их бывшей квартиры. Она показала ее Луизе через окно. Вот здесь папа и мама жили, когда ты еще не родилась… В этот момент зазвонил телефон, на экране высветилось имя Николя. Она не взяла трубку.
Приехав в Шартр, Полин узнала от матери, что Платона отвезли к ветеринару. По его словам, это был порок сердца. Очень просто.
– Я даже не знала, что у котов бывает порок сердца…
– Я тоже. А у него это с рождения.
Она пошла к румыну, который продал ей когда-то Платона. Она помнила, что у того было четыре котенка. Почему она выбрала Платона? Потому что он был черный, без единого светлого пятнышка, и потому что ей это показалось красивым. Интересно, кто-нибудь из его братьев тоже унаследовал это заболевание? В любом случае, все они тоже умрут, не сегодня, так завтра. Она вспоминает свой первый приезд в Румынию: полной грудью она вдыхала ветер приключений. Когда-нибудь она поедет туда вместе с Луизой. Она покажет ей все улочки Бухареста, и они будут там счастливы.
23
Она вспоминает, как однажды в Бухаресте приятель повел ее смотреть спектакль по пьесе Ионеско. Она ничего не поняла, потому что не знала языка, но ее удивило, что в зале никто не смеялся. Разве актеры плохо играли? Ей всегда казалось, что Ионеско смешной писатель: по крайней мере, так их учили в школе. Приятель был поражен:
– Это совершенно не так! Это автор трагедий! Просто французы этого не понимают… Они все передергивают и играют его пьесы так, словно все персонажи – клоуны!
Потом он рассказал ей удивительную историю. За несколько месяцев до смерти Ионеско написал письмо папе, чтобы поделиться владевшими им сомнениями и растерянностью. С трогательным простодушием он писал: «Ваше Святейшество, почему люди дряхлеют? Это воля Божья? Почему войны так жестоки? Почему происходят природные катаклизмы (наводнения, пожары)? Я никогда не мог этого понять…»
Эти детские вопросы были удивительны, если учесть, что задавал их человек, который был отцом театра абсурда. «В чем здесь смысл?» – спрашивал тот, кто посвятил всю свою жизнь доказательству того, что никакого смысла нет. 13 января 1994 года он получил ответ, в котором ему холодно советовали почитать Библию; затем, 3 марта 1994 года, за несколько дней до смерти, другое письмо от кардинала Люстигера, который исключительно официальным тоном предлагал ему связаться с его секретарем…
Ионеско умер, так и не получив ответа, потому что задавал именно те вопросы, на которые никто не мог ответить: не правда ли, это характерно для авторов трагедий?
Ночью Полин не могла заснуть, встала с кровати и спустилась на кухню. В углу стояла пустая корзинка, в которой раньше спал Платон. Пустая, как ее собственная жизнь. Немного позже на кухню спустилась мать и увидела, что Полин плачет.
– Что с тобой, дорогая?
Она бросилась в объятия матери.
– Да что случилось, маленькая моя? Это из-за Платона?
Полин ничего не ответила, но позволила матери обнимать и утешать себя. Если бы в этот момент мы могли проникнуть в ее мысли, то, без сомнения, услышали бы повторяемое с трогательной наивностью Ионеско эхо тех же вопросов: «Почему у котов случается порок сердца? И почему люди не умеют любить друг друга? Зачем нужны страдания? И почему всякая ненужная чепуха засоряет нашу жизнь?»
24
Николя читает в постели.
– Что это? – спрашивает его Полин.
Николя показывает ей книгу: биография Стэнли Кубрика. Она ложится рядом с ним. Николя чувствует, что ее мысли где-то далеко. О чем она думает? Они оба в нерешительности. Потом он откладывает книгу, поворачивается и обнимает ее.
Она закрывает глаза.
И вдруг понимает, что это мужчина из парка прижимает ее к себе. Полин не двигается, просто переворачивается на живот и прячет лицо в подушку – она всегда так ложится, когда просит сделать массаж. Он ложится сверху и, принимая эту неподвижность за молчаливую просьбу, сразу входит в нее, нарушая все принятые у них негласные правила. Она не раздвигает ноги и, кажется, совсем не участвует в происходящем. Он должен действовать, прилагая силу. Он слышит, как она хрипло дышит в подушку, когда входит в нее. Он любуется ее маленькими белыми ягодицами – они так малы, так белы и нежны, так послушны его силе, его движениям, нарастающей скорости… Полин слегка протестует, но это всего лишь вздох. Она чувствует, как незнакомец входит в нее; она в чулане, в подвале, на заднем сиденье машины; и он везет ее туда, куда она не хочет ехать.
Она пронзительно кричит.
Николя, немного удивленный, медленно ослабляет хватку. Она не двигается.
Она долго лежит неподвижно.
Когда она отнимает голову от подушки, то почти удивлена, что видит перед собой Николя.
Он слегка улыбается ей. Он не обижен.
Он гладит ее рукой по лицу, не чувствуя того расстояния, что их разделяет.
25
– Ты видел, что делается? – спрашивает его Полин на следующий день, вернувшись с работы.
– Что?
Она включает телевизор и ищет канал новостей.
«Обвал на бирже продолжается…»
– Да, я слышал… – отвечает Николя, пожимая плечами.
Каждый год в качестве прибавки к зарплате Полин получает акции компании. Это ее единственные сбережения, и она рассчитывает, что однажды купит себе на эти деньги квартиру. Но если падение акций на бирже продолжится, то что же у нее останется? Николя думает, что речь об этом. На самом деле она ни разу не задумалась о собственной ситуации. Она слышала, что кризис наступает очень серьезный.
– Шеф говорит, что это начало крушения западной системы…
– Да твой шеф несет обычно всякую ерунду, разве не так?
– Я не знаю. Об этом кризисе он уже несколько месяцев говорил. И знаешь, он далеко не дурак, – добавляет она, нервно переключая каналы.
– А я думал, ты его презираешь…
– Да при чем тут это! Если бы ты его послушал, тебе бы нехорошо стало…
– Почему? А что он такого говорит?
Шеф Полин, любивший развлекать себя грустными прогнозами, уверен, что будущее весьма неутешительно и что обнищание Европы приведет к падению демократии. «Мир, который мы знаем, нехорошим образом похож на 30-е годы, породившие нацизм». Он представляет себе, как страны Старого континента, одна за другой, согласятся на сильную власть, чтобы избежать всеобщего неизбежного раздрая. «Если хоть один банк обанкротится, – сказал он в то утро всем своим сотрудникам, – вы не можете себе даже представить тот ущерб, который мы все понесем! Начнется паника, а потом бунты. И, как всегда после бунта, будет применена сила…»
По телевизору Николя Саркози и Ангела Меркель обменивались торжественным рукопожатием перед Елисейским дворцом. Камеры стран всего мира показали их озабоченные лица. Все страны Европы были обременены долгами, и некоторые – больше других. Союз, который до этого был защитой против внешнего мира, неожиданно стал тяжким грузом. Жак Делор делал мрачнейшие прогнозы. Он, президент Европейской комиссии, которого называли отцом современной Европы, казалось, был в отчаянии. «Европа стоит на краю бездны», – предупредил он. В течение десятков лет мы жили не по средствам, одержимые лишь поисками наслаждения. Мы расплатимся за это разорением, и жертва, которая от нас потребуется, будет кровавой. Учитывая разразившийся кризис, комментаторы один за другим призывали рассмотреть возможность выхода из зоны евро Греции и Португалии. Поговаривали уже о возвращении франков. Мир трещал по швам на глазах.
