Тут рыжий не сдержался и снова зашипел.
– Эй, полегче! – рявкнул я. – Ты чуть на моего кота не наступил.
Он посмотрел на Боба и презрительно фыркнул:
– А что это животное вообще тут делает?
Тогда я решил, что с меня хватит. Я рывком развернул к себе наглеца и объяснил кое-что про нас с Бобом и про то, по какому праву мы здесь стоим. Парень тоже за словом в карман не лез, и наши крики в конце концов привлекли внимание полицейского, патрулировавшего район. Он разнял нас и не слишком приветливо поинтересовался:
– Вы, двое! Что случилось?
К чести полицейского должен сказать, что он во всем разобрался и потребовал, чтобы верзила убрался с моего участка. Чаггер отошел в сторону, но продолжал злобно коситься. Я понял, что после ухода полицейского он, скорее всего, снова примется за старое, и решил, что нам с Бобом пора уходить. Быстро собрав вещи, я проскользнул ко входу в метро. Когда парень обернулся, мы уже были по ту сторону турникетов и спускались вниз на эскалаторе.
Я надеялся, что смогу продать несколько журналов на Ковент-Гарден, а если не получится, то достану гитару. Возвращаться домой смысла не было. Зима не собиралась давать слабину, и я рисковал оказаться запертым в четырех стенах на месяц. Месяц без газа и электричества.
В метро было теплее, чем на поверхности. Пассажиры по большей части улыбались Бобу и смотрели на него с восхищением, но, конечно, нашлись и недовольные.
– Как не стыдно мучить несчастное животное? – проскрипела одна старушка.
– Не переживайте, мадам, с ним все в порядке, – поспешил заверить ее я, но сердобольная дама в ответ принялась читать мне лекцию о том, как нужно обращаться с котами.
Что ж, такое с нами случилось далеко не в первый раз. Три года назад Боб решил, что я достоин стать его хозяином. Он мог – и до сих пор может – уйти в любой момент, но ему нравится жить со мной. Но в этот раз я слишком устал и замерз, чтобы объяснять случайному попутчику очевидные вещи, да и голова была забита невеселыми мыслями о предстоящем Рождестве. Я вышел на следующей станции, пробежался вдоль поезда и сел в вагон, где народу было не так много. К счастью, до конца поездки к нам больше никто не приставал.
Я знал, что за продажу «Big Issue» не на своем участке меня по голове не погладят, поэтому собирался спросить разрешения у Сэм, координатора продавцов на Ковент-Гарден. К сожалению, ее нигде не было видно, так что я достал гитару и нашел свободное место в конце Джеймс-стрит, рядом с площадью, где выступал уже не раз.
Играть на морозе – настоящее мучение. От холода гитара постоянно расстраивается, а струны могут и вовсе лопнуть. Но стоило мне начать играть, как я понял, что главная проблема не в инструменте, а во мне. Одна из покупательниц на станции «Эйнджел» заметила, что у меня жутко мерзнут руки, и подарила мне перчатки без пальцев. К сожалению, сейчас от них было мало толку. От ледяных металлических струн подушечки пальцев горели огнем, руки сводило, и я боялся даже представить, что думают о моей игре прохожие.
Впрочем, вряд ли они вообще меня слышали. На улице было не протолкнуться от выступающих – музыкантов, клоунов и живых статуй. Все пытались привлечь внимание, и на Джеймс-стрит царила ужасная какофония. Я понял, что без усилителя мне тут ловить нечего, и решил перебраться на Нил-стрит. Там народу было поменьше, и я хотя бы сам себя слышал.
Перейдя на новое место, я первым делом выудил из карманов мелочь и подсчитал, сколько денег заработал за день. Десять фунтов за пять часов. Удручающие результаты.
На Нил-стрит царила удивительная атмосфера. В магазин, торгующий американскими куртками, набилась толпа туристов, они не ожидали от погоды такого коварства и теперь пытались купить себе что-нибудь теплое. Перед знаменитым кофе-шопом на Монмут-стрит змеилась очередь из лондонцев, желавших согреться обжигающим напитком. Но большинство магазинов, баров и ресторанов уже закрылись, и народу на Нил-стрит было не так много. После Ковент-Гарден казалось, будто мы попали в другой мир.
Мы с Бобом расположились перед магазином верхней одежды; несколько прохожих остановились, чтобы познакомиться с котом и сфотографировать его (рыжий всегда отличался фотогеничностью). Вскоре в чехле от гитары заблестело несколько монет, но я чувствовал, что моим наполеоновским планам сегодня не суждено сбыться.
Тяжело вздохнув, я вспомнил о том, как на заре моей жизни с Бобом какой-то парень дал мне двести фунтов. Ничто не предвещало такого поворота событий, щедрый прохожий не выглядел как богатый человек, он был одет в простую кожаную куртку и джинсы. И тем не менее он выудил из кошелька несколько купюр и сунул их мне в нагрудный карман.
Я сначала подумал, что это банкноты по пять долларов, а оказалось, что по пятьдесят. Опешив, я попытался высмотреть незнакомца в толпе, но тот уже исчез. Не исключено, что в тот день мне посчастливилось встретить известного актера или музыканта. Но, скажу вам честно, я до сих пор не представляю, кто это был.
– Ну что, Боб, наиграем сегодня еще на двести фунтов? – подмигнул я коту.
Ага, размечтался.
В тот вечер пронизывающему ветру особенно полюбилась Нил-стрит, и мы с Бобом очень быстро продрогли до костей.
– Ладно, дружище, сворачиваемся, – пробормотал я.
Я как раз убирал гитару в чехол, когда меня окликнули:
– Джеймс! Подожди!
К нам бежала Джейн, дама средних лет, которая регулярно помогала нам с Бобом. Слегка запыхавшись, она остановилась рядом с котом:
– Ох, я вас двоих везде ищу!
И она протянула мне симпатичный подарочный пакет. Я заглянул внутрь и не сразу понял, что там. А в пакете лежали ярко-красный колпак и маленькая красная курточка с белой опушкой.
– Ух ты, это же костюм Санта-Лапкуса для Боба! – восхитился я.
