Глава первая
ДЕВЧОНКИ ПЛАЧУТ ОТ СЧАСТЬЯ
Никогда не догадаетесь! Я на седьмом небе — хочется смеяться, петь, кричать, даже плакать. Не дождусь, когда смогу поделиться радостью с Магдой и Надин.
Спускаюсь к завтраку. Потягиваю кофе, грызу тост и специально кладу руку на стол, чтобы все заметили. Лучезарно улыбаюсь папе и Анне. Как вы помните, Анна — моя мачеха. Не забываю одарить ласковым взглядом и Моголя. У него простуда — глаза бы мои не видели противных зеленых соплюшек младшего братца.
— Почему ты ухмыляешься, Элли? — гнусавит Моголь, поглощая тост с толстым слоем клубничного джема.
У нас кончилось масло, и Анна разрешила ему двойную порцию джема.
— Хватит на меня пялиться!
— Больше мне делать нечего, хлюпик несчастный! Думаешь, приятно на тебя смотреть?
— Вот и не надо! Не собираюсь никому нравиться, — кривляется Моголь и громко шмыгает носом.
Мы вздрагиваем.
— Хватит, сынок, дай мне спокойно позавтракать! — просит папа и легонько щелкает его газетой "Гардиан".
— Возьми в коробке бумажный носовой платок, Моголь, — велит Анна, не отрывая взгляда от эскизов джемперов в блокноте.
Ладно, папа с Моголем могут и не заметить. Но Анна — вот уж от кого не ожидала!
— Носовые платки кончились! — торжествующе заявляет брат и пускает носом пузыри.
— Ах, верно. Вчера не удалось зайти в «Уайтроуз», — говорит Анна. — Оторви кусок туалетной бумаги.
— Не могу найти, — хнычет Моголь, словно ожидая, что ее, как в рекламном ролике, принесут на кухню щенки «Андрекс». — А что ты рисуешь, мам? Кролика? Ну-ка, дай посмотреть! — просит братишка и тянет на себя лист.
Анна не выпускает эскиза из рук, и он рвется пополам.
— Как не стыдно, Моголь! С шести утра работаю над несчастными спящими кроликами! — кричит Анна. — Марш в туалет! Сейчас же высморкайся! Надоел! Слышишь меня или нет?
Моголь вздрагивает и, всхлипнув, вылезает из-за стола, боязливо пятясь и держа в руке пол-эскиза. Потом виновато роняет кроликов на пол и с дрожащими губами бежит к двери. Мы слышим, как он ревет в коридоре.
— Мальчик плачет, Анна, — говорит папа.
— Знаю, — отвечает она и принимается за новый эскиз.
— Что с тобой происходит? Почему ты на него кидаешься? Он только хотел посмотреть, — продолжает папа, сворачивая газету и поднимаясь из-за стола с видом мученика. — Пойду успокою ребенка.
— Уж сделай одолжение, — цедит сквозь зубы Анна. — Он ведь и твой сын тоже. Когда сегодня ночью Моголь пять раз просыпался из-за насморка, ты преспокойно храпел.
— Неудивительно, что у него забит нос, если он не может нормально высморкаться. Как мы дошли до жизни такой? Ни носовых платков, ни масла… По-моему, я говорю о вещах первой необходимости.
— Ты прав, дорогой.
Анна рисует, но видно, что у нее дрожит рука.
— Вещи и продукты появляются в доме как по мановению волшебной палочки, потому что каждую неделю кое-кто тащится в супермаркет, — говорит она.
Нет больше мочи терпеть. Мой счастливый пузырь вот-вот лопнет. Пальцы на заколдованной руке сжимаются. Что произошло с папой, Анной и Моголем? Почему они дуются друг на друга? Неужели папа не может взять магазины на себя, а Анна — быть поосторожней со словами? Почему бы Моголю не высморкаться? Почему нужно превращать завтрак в неприятную сцену — папа кричит, Анна чуть не плачет, а Моголь орет как резаный?
Кто в доме подросток? Кто должен визжать и дебоширить? А вы только посмотрите на нее! Милая, маленькая, трепетная Элли… И все потому, потому, потому!
Вытягиваю руку и нарочито растопыриваю пальцы. Анна поднимает голову и смотрит на меня невидящими голубыми глазами. Ничего не хочет замечать, кроме глупых спящих кроликов!
Хватаю школьный рюкзак и прощаюсь с родителями. Вряд ли они это заметили! Застаю Моголя в ванной и крепко его обнимаю. Зря! На школьном пиджаке остается тонкая зеленая струйка. Он подозрительно на меня смотрит.
— С чего это ты вдруг сегодня добренькая? — спрашивает братишка.
В нашей семье строить из себя мисс Нежность и Ласковость — пустая трата времени. С таким же успехом можно мгновенно превратиться во вредную злюку.
— Ладно, когда вернусь, буду мерзкой и отвратительной, — шиплю я и показываю, как его придушу.
Моголь нервно хихикает и не знает, шутят с ним или говорят серьезно. Протягиваю руку, чтобы потрепать его по голове, но он уклоняется. Улыбаюсь братишке и убегаю — не хочется больше слушать, как в кухне ссорятся родители. Папа с Анной ведут себя так, словно ненавидят друг друга. На душе становится тревожно. Сейчас страшно вспомнить, что, когда папа женился на Анне, я ее терпеть не могла. Все на свете бы отдала — лишь бы они расстались! Она казалась мне ужасно противной. Я ведь была совсем маленькой и не могла с ней примириться — ненавидела только за то, что она пыталась занять место мамы.
Мама умерла, когда я была крохой. До сих пор каждый день ее вспоминаю. Не все время, конечно, в основном когда грустно. Люблю с ней поговорить. Она мне отвечает. Понимаю, что сама придумываю наши беседы, но на сердце становится теплее.
Всякий раз, вернувшись с Анной из магазина и свернувшись клубочком около нее на диване — мы любим вместе смотреть сериал «Друзья», — я думала, что предаю маму. От этого портилось настроение и хотелось обидеть Анну, чтобы тоже вывести ее из себя. Теперь понимаю, что вела себя несправедливо. Можно ведь хорошо относиться к Анне и все равно любить маму. Просто, как дважды два.
Какое счастье, что у меня есть две лучшие подруги и не надо ломать голову, кого из них больше любишь, — Надин или Магду. Обожаю их обеих, а они меня. Ой, скорей бы они увидели!
Бегу на автобус, чтобы приехать в школу пораньше. Несусь за угол — рюкзак наотлет — и сталкиваюсь в высоким блондином, в которого была когда-то влюблена. Парень моей мечты… Но оказалось, он голубой. Даже если бы было по-другому, вряд ли бы он обратил внимание на кубышку-девятиклассницу с мелко вьющимися волосами и в очках (у нас большая разница в возрасте, и он слишком красив).
Да еще девица каждые десять минут краснеет по любому поводу.
Надо же — опять покраснела! Он улыбается:
— Привет! Куда ты вечно торопишься?
— Прости, пожалуйста. Я тебя стукнула рюкзаком по коленке?
— Может быть… Ну ладно, простим на первый раз. В школу захотелось?
