– Цветов нет, – неодобрительно сказала ленточная тетка, похожая на брыластого гренадера при знамени.
– Ой, да ерунда, – покладисто сказала Наташа.
– От вас позвонить можно? – скрипуче спросила свидетельница Галя, в зеленом брючном костюме джерси похожая на кобла с зоны.
Через четыре минуты запыхавшаяся уборщица из Наташиной парикмахерской притаранила букет. Это были вполне кладбищенские хризантемы, чуть обугленные морозом. Других цветов в Ленинграде зимой не было.
– Дорогие Наталья и Михаил! – начала профессионально чревовещать тетка голосом продажного пророка.
– Да дайте же мы вам хоть музыку поставим!.. – взмолилась второстепенная тетка и сняла газету с проигрывателя в углу. Пластинка зашипела и стала играть Мендельсона.
Как писал Стендаль о казни Жюльена Сорреля, «Все произошло очень просто и без всякой напыщенности с его стороны». Поцелуй новобрачных был убедителен на радость делопроизводительниц ЗАГСа.
Внизу мы сели в белую «Волгу» Лазаря Кагана и проехали триста метров до дому.
Стол был накрыт Наташиными подругами. Для праздника девочкам и попойки мальчикам годился любой повод. Фиктивность повода как бы компенсировалась реальностью застолья. Аж ножки подламывались.
– Ну, в общем, молодые, это ваше дело, что вы там будете делать, – встала с бокалом Наташина заведующая. – Насчет детей тоже сами решите. Короче, я желаю вам счастья!
– Горько! – добавил амбал Гена.
– А ты, Геночка, ващще дурак, – сказала Наташа. – Тебя еще в спальню позвать со свечкой?
– Я тебе позову, – недобро бросил Наташин гражданский муж Моценят. Тоже парикмахер, но мужской. Он сидел далеко и недослышал. Ему тоже было немного не по себе на торжестве.
То есть веселье налаживалось с самого начала.
– Я желаю молодым успехов во всех делах, – разумно и дипломатично проговорил Лазарь Каган, один из самых почетных гостей. И все деловые радостно выпили.
Лазарь был сын знаменитого пианиста и сам знаменитый гешефтмахер. Он скупал задешево иконы по северам и переправлял за бугор. Носил иконы носильщик. Покупал и расплачивался помощник. Лазарь только руководил. Он одевался в фабрику Володарского и «Скороход», не пил, не курил, и никогда не имел больше десяти рублей в кармане. Вскоре его все равно посадили.
– Люблю повеселиться, особенно пожрать! – продекламировал муж сестры подруги новобрачной, богатый автослесарь в тельняшке. Жрал он, как гибрид удава с мясорубкой.
День оказался вечером, все страшно любили друг друга и каждый рассказывал самое интересное, добиваясь слушателей. Еды и питья не уменьшалось, что характерно.
Каган пафосно дарил Наташе серебряный самовар. Моряк тащил из сумки и примерял на ее дочку чудное заграничное пальтишко. Скромной очередью вдавились соседи с цветами и поздравляли нас обоих. Гена вложил в подарочный конверт пятьдесят долларов, что было очень серьезной суммой.
Скрипач из филармонии подарил рыжего Манделя – однотомник Мандельштама, стоивший у холодняков на черном рынке семьдесят рублей.
– На серты в «Березке» купил, – пояснил он.
По взглядам читалось, что интеллектуала оценили высоко, но как больного на всю голову.
Вдруг женская часть гостей превратилась в немолодых баб с зовущими глазами и веселым визгом.
– Все должно быть эстетично! – убеждала корпулентная фея, задирая подол и показывая скрипачу французское белье. Он закатывал глаза и тянулся щупать качество.
Попасть в туалет не удалось, там кто-то обрубился, девицы барабанили в дверь, свидетельница Галя в уже мокрых брюках согнулась поперек коридора: ее тошнило.
– Да пустите же! Горячо же! Не удержу! – с шипением причитала перед ней соседка, пытаясь донести с кухни кастрюлю с супом.
– Кого ебет чужое горе, – мучительно выговорила Галя, перегораживая коридор, и вывесила харч соседке на фартук.
Ванная была также блокирована. Звуки за дверью ввергали в смущение тех, кто вздумал использовать ее вместо запертого туалета.
– Если там не убийство – то это любовь! – констатировал Каган.
Бедлам перерос в драку мигом и незаметно. Вот только что автослесарь перед большим зеркалом в углу выпускал тельняшку из брюк. И вот его кулак влип Гене в глаз. И вот слесарь улетел и сбил по дороге скрипача. Подруга скрипача, не опуская подола, р-раз! – пятью когтями по морде, как кошка, раскрасила Гену и получила шлепка в зад, от которого ноги и бюст отпрыгнули с туловища. Телохранитель отряхивал поднятого с пола Кагана, Моценят давал пощечину новобрачной, соседи утаскивали свои поломанные стулья, а Галя в мокрых брюках целилась махнуть шампанской бутылкой хоть кому-нибудь по башке.
– Ну, я пошел? – спросил я Наташу.
– Мишулечка, все было замечательно! – обернулась Наташа, пиная встающего перед ней на колени Моценята.
– Вот так гуляют на свадьбе! – ликовала эстетичная с оторванным подолом и подбитым глазом, держа бездыханного скрипача за что не надо.
Я вышел в снежную ночь. Наслаивалось и прессовалось ощущение, что в один день я женился, перестрадал, развелся, отсидел срок и предал родину. Этот день победы порохом пропах. Это не моя чашка чаю.
Через неделю у меня в паспорте стоял штамп прописки, и я стал устраиваться на работу.
Скрипач прожил с эстетичной неделю безвылазно, и Мравинский уволил его из оркестра, а жена избила. Гена выбил слесарю зубы и оплатил дорогой протез. Галя в коридоре сделала минет соседу Никифору Петровичу, и соседки перестали с ним разговаривать. Эстетичной дали три года за совращение двух пионеров в пионерском лагере, где она летом работала пионервожатой, им все завидовали, на суд их не пустили, я клянусь, что это все чистая правда. Наташа растила дочь и спекулировала потихоньку. Ухажеры конкурировали за ее внимание. Моценят уехал в Канаду. Выпив, звонил Наташе и звал замуж.
Она была добрая, хлебосольная, беззащитная и безбашенная. Я заходил раз в месяц-два для поддержания отношений, и она всегда пыталась меня накормить. С такой периодичностью ее сумасшедший дом казался просто веселым и гостеприимным.
Через полтора года мы развелись. Дом расселили и вывели на капремонт. Я получил свою замечательную восьмиметровую комнату на Желябова, между Театром эстрады и ДЛТ.
Грузчик
Если было в этой работе что-то удивительное, так это расценки. Двадцать две копейки тонна. Негабаритный груз – двадцать восемь копеек. Негабаритный – это когда его невозможно возить на тачке или удобно складировать в штабель. Типа металлических оттяжек для труб и конструкций. Подлезаешь под ржавый сноп и корячишься, как муравей под поленом.
Что характерно – бригада зарабатывала по двести – двести двадцать рублей в месяц. При скользящей пятидневной неделе – десятка в смену. Сорок тонн холеры на сундук мертвеца. Пять тонн в час.
