У меня осталось виноватое чувство, что мы обманули капитана. Мы на́ спор, а он всерьез. На всю жизнь запомнил смысл службы, поди.
Металлолом
Стихийных бедствий было много, и сбор металлолома относился к числу тяжких. Норма равнялась двадцати килограммам на ученика. Столько железа в округе не существовало. По гарнизону и городку проносился ураган. И высасывал весь металл, как магнитом. От целенаправленных детей спасения нет.
Крали дома утюги и сковородки. Срывали замки с сараев и ручки с дверей. Все ломы, топоры и лопаты оказывались на школьном дворе. Узнав о сборе металлолома, хозяйки бежали в школу как на раздачу в бюро находок.
Классы вызывали друг друга на социалистическое соревнование. Учителя записывали, директор их поощрял. Школа выполняла план по сбору металлолома. Победителя отмечал РОНО.
С каждым годом страна выплавляла все больше чугуна и стали, и они валялись по просторам родины необъятной. Выполняли план по сбору, по переплавке, по штамповке новых изделий, и цикл повторялся.
Мы с Серегой Фоминым украли в автовзводе домкрат. Железнодорожные крали на станции тормозные колодки. Витька Смагин в поту притащил с полигона неразорвавшийся снаряд. Таков был коллективный разум, что снаряд записали и положили в кучу.
Лишь однажды этот фестиваль коммунистической морали был омрачен. По сезону школьная кочегарка уже не топилась. В шестом классе отпилили слесарной ножовкой батареи и снесли до кучи. Директор улыбался, пока не узнал на радиаторах до боли знакомую краску, которую лично выбивал и доставал. Он пулеметно тряс костылем и требовал смертной казни для несовершеннолетних.
А потом мы поняли жизнь. В десятке километров располагался «Чермет». Надо было лишь запастись тележкой. Из ржавых гор набиралось любое количество железа и везлось в школу. Потом из школы это централизованно отвозилось обратно. И так раз в год.
Достаток
Мать дежурила в госпитале, базар был раз в неделю по воскресеньям, отец взял меня для развлечения – за молодой картошкой и сметаной. Колхозник заскорузлыми неловкими пальцами долго пересчитывал сдачу, разглаживал рубли и сортировал мелочь. И я высказался отцу насмешливо, как неловко он это делает. И отец ответил как-то задумчиво и печально, что, видно, не так уж часто ему это приходится делать, наверное. И вот после этого мне всю жизнь было стыдно перед теми, кто честно и тяжело работает, а живет хуже меня. Слова бедный, честный и хороший были синонимами, и достаток следовало скрывать, если ты хотел быть не хуже людей, с кем живешь.
Чума
Человек может гордиться всем! Было бы хоть что-нибудь.
Один охотник ловил тарбаганов. Это здоровеннейший плоский жилистый сурок. Среднее между хомячком и росомахой. Мирный тарбаган умеет за себя постоять и укусил гада. Сначала был убит тарбаган, потом умер гад.
Он умер в больнице при непонятных симптомах. Для посмертного эпикриза пригласили и санэпидстанцию. И она нашла отличных чумных бацилл. Давно не видели.
Естественно, всех оповестили, что никакой чумы нет. Вслед за чем приказали пройти поголовную вакцинацию. Вместо занятий всех шприцевали и отпускали.
Над самым высоким зданием, ДОСА, Дом офицеров Советской Армии, рядом с красным флагом водрузили белый. Это означало карантин. Въезжать и выезжать запрещено. У нас чума. Здесь. Ни фига себе.
И вот этот белый флаг чумного карантина добавлял нам гордости. Он выделял нас из общей бескрайней массы. Он означал опасность, которую мы запросто переживаем, а вот остальным сюда соваться нечего, тут не каждому по плечу.
У нас появилось особенное качество собственной значимости: лихости и риска.
Есть веселье в жизни под чумным флагом. Если живы.
Пионеры
Вы не стесняйтесь, пьяницы,
носа своего —
он ведь с нашим знаменем
цвета одного!
То оно огромное без меры,
то куском простого кумача
обнимает шею пионера,
маленького внука Ильича.
Когда октябрят еще не было, принимали сразу в пионеры. Во втором классе, к 7 Ноября.
Галстуки были двух сортов. Штапельный за три сорок и шелковый за пять тридцать. В деньгах пятидесятых годов – это кило белого хлеба разницы, или полторы пачки папирос. Бедные покупали штапельный. Он выглядел нище. А шелковый отблескивал и вид имел благородный.
Принимали не всех, а только лучшие две трети. Худшую третью треть принимали весной. Для охвата.
Парты в классе стояли в три ряда. Они превращались в три звена, а класс – в пионерский отряд. С тремя звеньевыми (одна красная полоска на рукаве) и председателем совета отряда (две полоски). Их выбирали.
Я был звеньевым, я был председателем совета отряда, и старостой класса я тоже был, я был всем по очереди. И категорически невозможно сказать, чем мы занимались на своих сборах и собраниях. За все годы я помню один поход звеном в кино, и то пришли три человека. Приучение детей к партийной демагогии… смена растет!..
Но. Кто пришел в школу без галстука – писали в дневник и отправляли за галстуком домой. Хулиганы не носили галстук из принципа.
И однако!!! Было ощущение социального статуса. Приличные люди.
Не то знак качества, не то гражданская зрелость. Достойный член общества своей возрастной группы.
Лесопосадки
Убей бобра – спаси дерево!
Слова «экология» еще не существовало, но «саженец» знали все. Пионер и саженец – это как голубь и письмо, или собака и бешенство: смысловая пара. Скворечник сколотить, саженец посадить, старушку перевести.
Скворцы у нас не водились, старушки не состарились, а жили мы в степи между сопок. Первые деревья были посажены солдатами в 1945 году. Американские тополя и акации. Другое не росло.
Тут все запели: «И на Марсе будут яблони цвести!» Озеленение внесли в планы. Целину распахать, пустыню оросить, степь озеленить. Освоить, проложить и возвести. И отрапортовать к Съезду Партии.
Нас сняли с занятий и вывели на речку. У берега высилась сопка из саженцев. До горизонта уходили квадратно-гнездовые ряды колышков. Каждому вменили двадцать саженцев. Лопата на четверых, два ведра на класс, а вон то вонючее – удобрение. Скоро мы все будем отдыхать в тени лесопарка!
Мы на ходу перенимали опыт друг друга, и процесс пошел. Один продвигался по колышкам, ковыряя ямки. Ямки были минимально достаточны для втыкания в них корневой части несчастного растения. Второй бегал с грязным ведром, всыпая в ямку горсть «удобрения». Третий пихал в ямку саженец и ногой прибивал корни, чтоб не торчали наружу. Четвертый засыпал это зверство землей. Пятый плясал на холмике, трамбуя и уплотняя, чтоб мелко воткнутый предмет не выпал обратно. Шестой плескал из ведра горсть воды. Сочувствующие суетились на подхвате.
