— А у меня тоже будет своя комната, мама? У нас у всех? — спросила я.
— Посмотрим, дорогая. Я точно не знаю, сколько там всего комнат и какого размера.
— Чур моя самая большая! — сказала Рошель.
— Нет уж, самая большая — для нас с малышом. Я подумываю взять ещё кредит. Ненавижу всю эту дешёвую подержанную рухлядь. Какая же мать согласится на такое дерьмо для своего новорождённого сыночка? Я тут видела кроватку с узором из голубых медвежат — прелесть…
Мама пустилась в свои любимые разглагольствования о новорождённом сыночке. Минут десять она с упоением излагала каталог «Товары для будущих мам». Джуд зевнула, сделала себе ещё чашку кукурузных хлопьев и пошла смотреть на видике очередную «Баффи». Она стащила школьный галстук, закатала рукава блузки и сбросила туфли.
Рошель с нарочитым старанием собирала портфель, изображая пай-девочку.
Я все ещё пыталась вспомнить все девять планет. Я не очень внимательно слушала, когда мы их проходили в школе. Меня отвлекли мечты о собственной планете. Там жили только мы с Фиалкой, в тишине и покое. На планете Дикси не было притяжения, поэтому я могла летать вместе с Фиалкой. Мы свили себе отличное, устланное мхом гнёздышко на вершине самого высокого дерева. На нем круглый год зрели все фрукты сразу, на одной ветке — яблоки, на другой — персики. В густой переплетённой листве вокруг ствола росли малина, ежевика и клубника, с веток свисали виноградные лозы — так что мы могли клевать свой завтрак, не вылезая из гнёзда.
— Дикси, закрой рот! Очнись! У тебя обалделый вид! — прикрикнула мама.
— Я вспоминала планеты, мама.
— Мы будем жить в «Меркурии». Там ещё есть «Венера», «Марс», «Юпитер», «Нептун» и «Сатурн».
— Они пропустили «Плутон» и «Уран».
— Конечно, кто же захочет жить в собаке Микки-Мауса или в бомбе какой-то? — сказала я, продолжая считать. — А какая же девятая планета?
— Земля, балда. На которой мы живём. Хотя ты обычно витаешь на какой-то совсем другой планете. Планета Лунатик.
Рошель показала мне язык и двинулась к двери.
— Подожди, Рошель, захвати Дикси.
— Ну, мама! Мне некогда носиться из школы в школу. Я уже опаздываю.
Рошель скрылась в ванной.
— Мама, я не пойду сегодня в школу. Джуд же сказала: какой в этом толк, раз мы все равно переезжаем в эти «Планеты».
— Кончится тем, что у меня будут из-за вас неприятности, — вздохнула мама, одновременно притягивая меня к себе и обнимая.
Я прижалась к ней, но осторожно, чтобы не задеть её животик.
— Ладно, Дикси, малышка, можешь не ходить сегодня в школу.
— Ура!
— И почему ты так не любишь школу?
Я пожала плечами. Заводиться не стоило.
— Кто твоя учительница? У тебя с ней проблемы? Скажи ей, что ты не нарочно все время мечтаешь, просто ты такая уродилась.
— Ага, — сказала я, играя мамиными волосами.
Дело было не в учительнице, а в ребятах. Одна девочка подглядела, как я шепчусь с рукавом своей кофты, и выхватила Фиалку. Она рассказала остальным, и все принялись верещать, как попугайчики, крутить пальцами у лба и звать меня Птичьи Мозги.
— Зато теперь ты пойдёшь в новую школу, раз мы переезжаем в «Меркурий». Это самая маленькая из планет, поэтому её всегда связывали с детьми. Вот у меня и будет маленький сынок в «Меркурии». К тому же мне всегда нравился Фредди Меркьюри, — радостно сказала мама. Увидев мои непонимающие глаза, она вздохнула: — Ну, этот певец из «Квин», у которого слишком много зубов. Фредди… Может, так его и назовём? Или Меркьюри?
— Если ты назовёшь бедного ребёнка Меркьюри, его задразнят до смерти, — оторвалась от телевизора Джуд.
— Назови его Джастин, — бросила Рошель, выходя из ванной. — Или Крэг. Или Робби.
— Я хочу подобрать для него особенное имя. Необычное, — сказала мама.
— Какие ещё есть хорошие певцы? — сказала Рошель. — А, вот, Бэби Бастед!
Она хихикнула и умчалась в школу. Я вздохнула с облегчением и принялась заплетать мамины длинные волосы.
— Помоги мне придумать хорошее имя, Дикси. С вами, девчонками, я постаралась. Везёт вам: у всех такие оригинальные имена. В целом квартале не найдёшь больше ни Мартины, ни Джуд, ни Рошель, ни Дикси. А мне приходится откликаться на дурацкую Сью. Сью везде прорва.
— Но такой, как ты, мамочка, больше нет, — заверила я.
Я закончила одну косу, завязала её бельевой верёвкой и добавила для украшения пару блестящих скрепок.
— Что ты делаешь? Хочешь превратить меня в эту… как её… принцессу индейцев Покахонтас? — сказала мама.
— Слушай, а ведь ты можешь писать своё имя как-нибудь по-другому, например «Сиу» — как индейское племя. Это будет оригинально.
— Гм… я подумаю на эту тему. Слушай, отвали-ка теперь, мне щекотно. А может, дать ему какое-нибудь ковбойское имя? — Мама задумалась. — Как насчёт Громилы Кэссиди?
— А если он будет маленький и щуплый, мам? Не называй его Громила!
— Если он будет как Мальчик-Солнышко
[1]
? А что, Солнышко — отличное имя. Тем более солнце — символ мужской энергии. Малыш, может, тебя зовут Солнышко?
Мама положила руки на свой животик и пристально уставилась на него, будто видя внутри солнечное сияние своего младенца.
2
Сборы мои были недолгие. Все свои одёжки я запихала в большую хозяйственную сумку. Они там, конечно, помнутся, но меня это не волнует. Я не больно люблю свои одёжки. Почти все они достались мне от Рошель, а она обожает все розовое и блестящее, облегающие вещички, подчёркивающие фигуру. А у меня вообще нет фигуры. Я такая маленькая, что даже мини-юбки Рошель оказываются мне сильно ниже колена, и такая худая, что на мне все висит, как на вешалке, к тому же ещё бледная, так что в розовом выгляжу просто зеленой, как после обморока. Я родилась раньше времени. Я была меньше пакета с сахаром, и меня много недель держали в больнице. Я так и не нагнала своих сверстников. В семье не без урода, как говорит Рошель.
Единственная вещь, которую я люблю, — голубая шерстяная кофта. Она волшебная, потому что растягивается при каждой стирке и растёт вместе со мной вот уже два года.
Мне купил её папа. Мы пошли с ним гулять на весь день — вдвоём, — и он заметил, что у меня руки покрылись гусиной кожей, и купил мне большую голубую кофту. С тех пор я ношу её не снимая. Я надевала её даже в школу, хотя нам положено носить темно-синий пуловер или джемпер. Меня ругали за кофту, но я сказала, что голубой — это тот же синий, только бледный, так что я не понимаю, что их не устраивает. Учителя не стали писать записку маме. Им надоело препираться с моей мамой, ещё когда в нашей школе училась Мартина, а за ней Джуд, а потом Рошель.
