— Он и есть мальчик. Пока. — Я приставила губы к самому уху Мэри. — Но скоро он может превратиться в девочку.
Мэри кивнула. Похоже, она начала привыкать к невероятному.
— Пойдём посмотрим на него, — сказала я.
Но когда мы поднялись наверх, я услышала мамин голос. Она оставляла Мартине очередное сообщение. Похоже было, что она плачет.
— У мамы сейчас плохое настроение, — шепнула я Мэри. — Не будем её беспокоить, ладно? Пошли лучше ко мне.
Мэри смотрела на голый дощатый пол и картонные коробки. Она обходила их так осторожно, как будто принимала их тоже за зверей из джунглей. Она присела на самый краешек кровати, свесив ноги.
— Это твоя комната, Дикси?
— Здесь, конечно, не очень чисто и прибрано. У тебя-то, наверное, комнатка как игрушка. Но дядя Брюс мне её покрасит, когда поправится. А потом нам, может быть, купят новую мебель. Мы с Джуд хотим раскладушки. Эта кровать вся шатается, потому что мы играли в трамплины.
— Трамплины?
Я вскочила на кровать и стала подпрыгивать на матрасе. Мэри смотрела на меня в ужасе.
— А твоя мама не будет ругаться, что ты прыгаешь по мебели?
— Пружины все равно уже все поломались, так что это уже не важно, — сказала я. — Иди сюда, попрыгай тоже.
Я втащила Мэри на кровать, держа её за запястья, чтобы не задеть больные пальчики, и высоко подпрыгнула. Мэри взвизгнула, зашаталась, но сумела удержаться.
— Мне, наверное, нужно снять обувь?
— Да ладно тебе! Прыгай!
Я принялась бешено скакать по кровати. Мэри чуть-чуть подпрыгивала и при этом визжала.
— Боишься? Хочешь, можем остановиться.
— Нет, здорово! — выдохнула Мэри.
Мы прыгали и прыгали, так что лица у нас стали красные. Одна косичка у Мэри немного расплелась.
— Ой, волосы! — Она остановилась так внезапно, что мы обе чуть не опрокинулись.
Мэри схватилась за повисшую ленточку. Вид у неё был до смерти испуганный.
— Давай я тебе её заплету, — сказала я. — Я умею делать причёски.
Я старалась как могла. Косичка получилась не совсем ровная, и бантик тоже был кривоват, но я понадеялась, что сойдёт. Мэри была, похоже, расстроена, и, чтобы её отвлечь, я стала показывать ей содержимое моей коробки. Она вежливо погладила моих старых плюшевых зверей, но видно было, что оторванные лапы, хвосты и уши внушают ей ужас. Она провела пальцами по обложке книжки со сказками, но открывать её не стала. Зато ей понравился набор фломастеров: она открыла прозрачную упаковку и переложила их все по порядку цветов радуги.
— У меня были большие наборы фломастеров, но я вечно вылезала за контур в раскрасках и портила их.
— Можешь пораскрашивать в моей книжке со сказками, — сказала я.
— В книжках нельзя раскрашивать!
— Конечно, можно. Смотри, вот сказка про русалочку. Ты можешь раскрасить русалочку, а я — рыбок.
Мы положили книжку на кровать и стали раскрашивать, стоя на коленях. Мэри взяла жёлтый фломастер и принялась аккуратно, локон за локоном, раскрашивать волосы русалки. Она так старалась, что даже высунула язык. Я наклонилась над книжкой и раскрасила одну рыбку в фиолетовый цвет с красными губами и ярко-розовым хвостом, другую — в зелёный с голубыми полосками, третью — в рубиново-красный с изумрудными глазами и золотыми плавниками.
— Рыбы не такого цвета, — сказала Мэри. — Они серые.
— Но серый — это же скучно. И потом, это же волшебные рыбки, они могут выбирать любой цвет, какой пожелают. «Буль-буль, Дикси, мы хотим быть поярче!» — говорят они. А твоя русалочка спрашивает: «Какого цвета у меня будет хвост, Мэри? Оранжевый? Фиолетовый? Темно-синий?»
— У тебя будет зелёный хвост, русалочка, — сказала Мэри. — А если будешь плохо себя вести, я тебя побью и запру в комнате, милая барышня.
Я уставилась на Мэри.
— Русалочка живёт в подводном дворце. Если ты её запрёшь, она просто выплывет из окна, и все.
Мэри докрасила русалочку, я докрасила рыбок, и мы принялись вдвоём раскрашивать синими фломастерами море, она с одной стороны страницы, я — с другой. Мэри немного расслабила руку, широко водя фломастером по всей странице сверху вниз и обратно. Потом она остановилась и взглянула на свой рукав. У неё вырвался стон.
— Смотри, — прошептала она.
На белой манжете виднелась голубая клякса.
— Ерунда. Не волнуйся, она отстирается.
Мэри не отрывала глаз от своего рукава. Попыталась слизать синее пятно, но оно только больше расплылось.
— Твоя мама, наверное, не заметит, — сказала я.
— Заметит. Она меня побьёт и уложит в постель. А мишки у меня больше нет. Я не могу без него спать.
Я напряжённо размышляла над этим, ведя Мэри обратно через джунгли и помогая ей перебраться через стену.
— Можно, я подержу Фиалку, чтобы легче было лететь?
— Ага. Знаешь что, возьми её, пусть спит с тобой ночью. Она тебя убаюкает, вот увидишь.
— Ты мне даришь Фиалку?
— Я её тебе не дарю, я тебе её даю на одну ночь, ладно? Только смотри, чтобы твоя мама её не нашла. Я не хочу, чтобы Фиалку бросили в помойное ведро!
Мэри крепко вцепилась в Фиалку. Мы проскользнули по переулку к её калитке. Я помогла Мэри справиться с замком. Я боялась, что её мама вдруг выскочит из дому и набросится на неё, но в саду никого не было.
Мэри сидела на качелях. Она помахала мне крылышком Фиалки, а потом быстро затолкала её поглубже под свою школьную блузку, подальше от глаз.
16
Без Фиалки, дружески тыкавшейся клювиком мне в запястье, рукав кофты казался до ужаса пустым. Я не была уверена, что Мэри удастся её спрятать. Все время представляла себе, как её мама швыряет Фиалку в помойное ведро и как она лежит там, засыпанная мусором, не в силах расправить крылышки и улететь. Я видела перед собой мусорщиков, которые утром вытряхнут её в свой страшный вонючий грузовик и увезут на свалку. Я знала, что там мне её уже никогда не найти.
Я хотела рассказать маме, но она возилась с Солнышком, и ей было не до меня.
— Мама, мне так плохо, — пожаловалась я.
— Мне тоже, Дикси, так что мы в одинаковом положении, — сказала мама, уходя от меня подальше.
— Мам, ты не знаешь, во сколько приезжают мусорщики по утрам?
— Чего не знаю?
— Мама, я сделала глупость, — сказала я.
— Так пойди расскажи Джуд, Дикси. Или этому твоему дяде Брюсу. Только оставь меня, ради всего святого, в покое.
Я поплелась прочь, пытаясь сделать из кулака птичку и представить, что мой ноготь — это её клюв. Когда я выходила, мама начала что-то нашёптывать Солнышку. Я притаилась за дверью и прислушалась.
