Я прогулялся до парка, прежде чем повернуть обратно по широкому проспекту. Вдали виднелся великолепный силуэт Триумфальной арки. Я остановился у крошечного бистро, чтобы поужинать. Я был очень голоден, так что заказал графин красного вина и салат, потом утку и сыры на закуску. Традиционный французский ужин.
Бистро было переполнено людьми. Я пытался прислушаться к разговорам вокруг. Мама и дочка определенно приехали отдохнуть. Чем они займутся завтра? Пойдут по магазинам или отправятся на поезде в Версаль? Какой-то бизнесмен говорил о презентации, которую они собираются провести в конце недели. Парочка обсуждала назойливую соседскую собаку.
Я, не торопясь, доел сыр, оплатил счет и пошел дальше навстречу ночи. Солнце уже село, но город вокруг был полон света. Я дошел до Триумфальной арки и поднялся по трем сотням ступенек на смотровую площадку на крыше. Я не собирался на Эйфелеву башню (из-за лифтов), так что это был для меня лучший шанс взглянуть на город. Наверху я прошелся по кругу смотровой площадки. Эйфелева башня сияла на западе. Огни машин и такси освещали улицы от площади Шарля де Голля. Крошечные фигурки ходили по тротуарам, скрываясь в магазинах и появляясь вновь. Так много людей и так много жизней, все разные, все движутся и меняются. Все ли они проживают свою «подлинную» жизнь? И, если нет, осознают ли они это?
Я все еще не представлял, что же такое моя «подлинная» жизнь, но подозревал, что это не та жизнь, которой я жил. Вряд ли в ней могло быть так много того, о чем я старался даже не думать. Анниша? Мой отец? Джуан? Если бы я жил «подлинной» жизнью, наверно, я чувствовал бы себя более счастливым. Я направился обратно к лестницам. Вниз и вниз по ступенькам, вокруг холодные и молчаливые каменные стены. С каждым поворотом я чувствовал, как энергия уходит. Это был долгий день. Долгие несколько дней. С того момента, как я встретил Джулиана, моя жизнь закрутилась в сплошном урагане. Мой дом, моя работа казались мне сейчас такими далекими. А предстоящие недели маячили впереди, как огромный вопросительный знак. Время отправляться в постель; время забыться сном.
Следующим утром я добрался на метро до района Маре и отыскал крошечное кафе, которое помню со времен прошлой поездки. Заказал сafé au lait и pain au chocolat. Расположившись за небольшим столиком, я достал телефон. Ответил на несколько сообщений, а затем вошел в Интернет и набрал «Катакомбы Парижа». Я и раньше слышал о катакомбах, но никогда в них не бывал. Теперь, прочитав о них, я понял, как это было мудро с моей стороны. Как и все христиане, парижане закапывали умерших на священных землях кладбищ. Проблема, видимо, была в том, что со временем кладбища начали переполняться. Время шло, и число людей, живших вокруг них, росло. К концу семнадцатого века кладбищенская земля была переполнена жертвами чумы, эпидемий, голода и войн. Десятки лет трупы складывали один на другой, и на землях для захоронения кости и разлагающаяся плоть смешивались с грязью. Воздух вокруг кладбищ смердел; растекающаяся грязь загрязняла воду и еду. Разносящие заразу крысы наводнили дома и общественные строения, и дошло до того, что однажды стены в основании одного ресторана рухнули под давлением гниющего содержимого кладбища Невинных. Трупы и кости оказались в кладовых ресторана. Я прочитал, что каменщик, осматривавший место происшествия, подхватил гангрену, только дотронувшись до рухнувшей стены.
Все те годы общественность, должно быть, протестовала, но именно эта рухнувшая стена по соседству с кладбищем Невинных дала толчок решению властей закрыть кладбища и привело к тому, что лейтенант Александр Ленуар изобрел решение проблемы. Пять лет спустя после происшествия представители правительства действовали согласно предложению Ленуара. Было решено перенести тела с городских кладбищ в подземные средневековые каменоломни. Выбрали тоннели, расположенные к югу от городских ворот, и процессией перенесли кости с парижских кладбищ в новый освященный склеп. Не было никакой возможности оставить скелеты целыми, поэтому кости были отсортированы по типу и сложены вдоль стен тоннеля, вместе с отметками с могил, взятыми с кладбищ. В катакомбах, как мне стало известно, хранились останки шести миллионов человек.
Продолжая чтение, я посмотрел несколько фотографий и был рад, что Антуан пригласил меня встретиться уже после закрытия катакомб. Я бы ни за что не согласился отправиться туда на экскурсию. Мало того что пришлось бы проводить время среди груд костей, так еще узкие, темные тоннели… У меня кружилась голова, стоило мне только подумать об этом.
После завтрака я решил побродить по улицам. К полудню солнце стало припекать нещадно. Его яркость и тепло напомнили мне о талисмане «подлинности» – об этой крошечной монетке с солнцем и луной. Предполагалось, что он должен обладать некой восстанавливающей силой. Как именно это работает? Может ли он помочь человеку обрести его подлинное «Я»? И если да, как это может помочь кому-то исцелиться? Я шел, вглядываясь в лица прохожих. Я решил поиграть, отгадывая, кто из встречавшихся мне людей живет своей подлинной жизнью, а кто нет. Молодой высокий мужчина, уткнувшийся носом в путеводитель по Парижу, – нет. Малыш, крепко ухватившийся за мягкую игрушку, – да. Немолодой хмурый официант, стоящий у дверей в небольшое бистро, достающий из кармана сигарету, – нет. Женщина, раскладывающая яркие шарфы на витрине магазина, – да. Еще несколько кварталов я продолжал гадать, а потом призадумался о том, что определяет мой выбор. Я решил, что определенное выражение наполненности во взгляде заставляет меня думать, что они живут «реальной» жизнью, а не по какому-то шаблону, который навязывает им общество. Взгляд, который говорит, что они знают, кто они на самом деле, что для них важно и чему они посвящают отведенное им время. У кого еще был такой взгляд? У мамы и папы. Возможно, это только детское восприятие, но, даже когда они ворчали из-за нашего покосившегося дома или по поводу старого автомобиля, они казались мне невозмутимыми, более того – даже довольными жизнью. Это сводило меня с ума. Я подумал о нескольких своих друзьях и вдруг вспомнил про Джуана. Не того Джуана, которым он был в последние годы, а того человека, которого я встретил, когда впервые перешагнул порог нашей компании.
Должно быть, ему только-только перевалило за сорок, когда мы впервые встретились, но он обладал мудростью и энтузиазмом ученого старца. Во время собеседования он казался отвлеченным, даже безразличным; я удивился, когда он в итоге позвонил мне и предложил работу. Позже я понял, что мне просто довелось застать его погруженным в свои мысли. Вероятно, ему так понравились мои тесты по профпригодности, мой предыдущий опыт работы и мои вводные замечания, что он просто размышлял, работу над какими проектами он мог бы мне доверить. Однако в мой первый рабочий день Джуан казался уже вполне заинтересованным.
– А вот и он, – объявил он, когда я вошел. – Идите все сюда! – обратился он ко всем в лаборатории. – Встречайте нового члена нашей команды – юного, но впечатляющего Джонатана Лондри.
Потом нас всех представили друг другу, провели для меня экскурсию по лаборатории и накормили обедом в местной забегаловке. Джуан велел мне сразу приступать к работе по новому проекту. Я до вечера засиделся у компьютера, ни на секунду не забывая о своем страстном желании преуспеть. Около пяти часов я почувствовал, как мне на плечо легла чья-то рука. Я обернулся и увидел улыбающегося Джуана.
